Тени безумия | страница 75
– С чего это вдруг? – оскорбился масконец, оторвавшись от рассматривания рун портала.
– Ну, эти высокомудрые мужи пишут, что наши волшебные палочки, колдовские жезлы и магические посохи являются фаллическими символами. У каждого из вас лишь один фаллический символ, а у Биваса их за поясом аж два. Это значит, он компенсирует.
– Что я компенсирую? – не понял масконец.
– Размеры своего… хм… как это сказать, настоящего фаллического символа.
– Что за хрень?! Глупости это все!
– Это наука, Бивас, – с непроницаемым лицом сказала Дайра. – Увы, но с наукой не поспоришь.
– Я могу поспорить с этими учеными! Несколько хороших ударов заставят их пересмотреть концепцию!
– Отличный способ потрясти основы научного мира, – съехидничала Грантер.
– Да бред же это, Дайра! Ну сама подумай. Если они правы, что в таком случае означает наличие у тебя магического посоха?
– Ничего это не означает, – поспешно сказала магичка.
– А насколько мне известно, – вкрадчиво сообщил Ксанс, – эквилистонские психоведы говорят о тяге женщин иметь мужской половой орган вместо их собственного женского.
– Чего? – не понял Бивас.
– Иными словами, Дайра хочет, чтобы у нее был фаллос вместо вагины, – пояснил Ночной эльф.
– Это полный вздор! – Смущенный Крисс, красный как бурак, решил вступиться за Грантер.
– Действительно вздор, – согласился Бивас. – Ведь он у Дайры и так есть.
Ксанс заухмылялся. Магичка не нашла, что ответить довольному собой масконцу, и просто погрозила ему кулаком.
– Отставить разговоры, – распорядился Уолт, закончив проверять содержимое крэты – сумки со сжатым пространством, используемой боевыми магами во время миссий. – Крисс, ты связался с наблюдателем?
– Да, он дал разрешение на перемещение, – кивнул Беорнссон и поспешно добавил: – Я собрал Свитки, которые остались целы, они в сумке.
– Да, я видел. – Уолт закинул крэту на спину. – Не будем терять времени. Дайра, Крисс, вы идете первыми. Бивас и Ксанс спустя десять секунд идут за вами. Я последний.
Пока Магистры входили в портал, Уолт напоследок задумчиво окинул взглядом комнату.
На душе скребли драконы. Кто бы ни явился Ракуре под личиной Игнасса фон Неймара, хоть сам чудом воскресший Игнасс, эта персона знала слишком многое. Четыре года. Четыре года он жил, не боясь помнить, перестав нести тяжкое бремя борьбы с непомерной властью Меча Инобытия, избавившись от кандалов прошлого и тихо наслаждаясь своим настоящим.
Это были в определенном смысле лучшие четыре года в его жизни. В его долгой жизни. Если бы два года назад их не омрачила шастинапурская трагедия, Уолт считал бы эти четыре года идеальными.