Приск тоже остановился как вкопанный. Так они и стояли несколько мгновений.
– Флорис! – повернулась вдруг к «Кориолле» одна из женщин.
Вмиг наваждение рассеялось. Как же Приск мог так обознаться! Ну конечно же, это младшая из сестер, попавшая в плен юная Флорис, которую Приск безрезультатно разыскивал уже больше двух лет. Значит, женщины поняли его речи и решили помочь, позвали несчастную пленницу. Несчастная пленница с золотым ожерельем на груди? Одно с другим не вязалось. Но, бессмертные боги, как же она сделалась похожей на Кориоллу!
– Флорис… – едва слышно пробормотал Приск. – Значит, жива.
– Как видишь! – Она улыбнулась торжествующе. И улыбка эта была необыкновенно похожа на улыбку Кориоллы, только чуть больше беспомощная, растерянная. – Вот уж не думала, что увижу тебя здесь, Гай!
«Когда ей рожать? – подумал Приск. – Судя по всему, скоро…»
Она догадалась, о чем он думает, что, впрочем, по его ошарашенному виду сделать было нетрудно, и сказала:
– Ты не думай ничего такого, мне здесь хорошо.
– Хорошо?! – Приск невольно повысил голос.
– Тише… – взмолилась Флорис и как-то нелепо пригнулась, заслоняясь руками. Так обычно заслоняются рабы от удара плетки. У Приска сжалось сердце.
В самом деле, чего он орет!
– Кориолла? Луций? Они живы? – спешно зашептала Флорис, оглядываясь.
Только теперь Приск сообразил, что свояченица ничего не знает о судьбе сестры и брата.
– Оба спаслись в нашем лагере.
– Слава Юпитеру! – прошептала Флорис. – И что теперь? Она жена Валенсу?
Слова эти резанули куда сильнее, чем ожидалось Приску.
– Нет, моя конкубина.
– Правда?! – У Флорис сверкнули глаза от радости, и она схватила Приска за руку, но тут же отдернула пальцы. – Гай, я так рада! Ты не представляешь, как рада… Она всегда говорила, что любит только тебя и за Валенса не хочет идти. Нет, правда, всегда так и говорила… А Луций? С ним что?
– Служит в Пятом Македонском легионе.
– Ну вот, как все хорошо! Жаль, отец не дожил… – У Флорис скривились губы.
– Но ты здесь! Пленница, рабыня?
– Нет, что ты… уже нет, не пленница. – На лице ее изобразился гнев, в глазах блеснули слезы. – Я – жена. Свадьба была по здешним обычаям. Мне подарили шерстяные одеяла – как положено невесте. Такие теплые, мохнатые. Дом был весь украшен сосновыми ветвями в знак грядущего благополучия. – Она говорила все более горячо, как будто не только Приска, но и себя убеждала в том, что счастлива. – А этот дар, – она тронула золотое ожерелье, – вообще царский. От Децебала.
