– Ты хоть Кориолле написал, что уезжаешь? – поинтересовался Тиресий.
Приск устроил у себя небольшой обед на прощание: Тиресий, Фламма и Оклаций присутствовали.
– Нет. Незачем ей знать. Пусть думает, что я в Дробете. Будешь отправлять ей письма от моего имени.
– Э, так не пойдет.
– Очень даже пойдет. Ей нельзя волноваться.
– А печать мне свою не оставишь? – наивно округлил глаза Тиресий.
– Как же! Чтобы ты завещание подделал! – рассмеялся Приск. – Разумеется, я тебе доверяю. Но не настолько же!
Тиресий вдруг помрачнел.
– Сегодня во сне… – Когда Тиресий начинал такими словами фразу, смеяться уже никому не хотелось. – Сегодня во сне, – повторил Тиресий, – я видел алмазный перстень.
– Алмазный перстень? – живо переспросил Оклаций. – Нас ждет добыча? Ого! Алмазы – они же безумно дорогие. Неужели у Децебала припрятаны в сундуке эти волшебные камушки?
– Чей перстень? – повторил Приск.
– Не знаю. И что это значит – тоже не ведаю. Но это важно.
– А по мне, так все ясно, перстень означает награду, – попытался истолковать сон прорицателя Оклаций. – Большую-пребольшую.
– Возможно, это в самом деле награда, – попытался отшутиться Приск. – Но уж точно не твоя, Оклаций, учитывая как дороги и редки алмазы.
– Это блеск твоего возвышения, – брякнул Фламма.
– Ты стал льстецом? – спросил Тиресий, глядя в глаза писцу.
Тот смутился.
– Ну, это вроде как правда, я так думаю…
* * *
К дакам в гости легат отправлялся с небольшой свитой: вольноотпущенник Лонгина Асклепий (этот парень, похоже, не только знал, что хозяин ест и во что одевается, но и что думает), турма всадников-ауксилариев и с ними Приск. С собой центурион никого не брал – Обжору оставил в лагере, поскольку в горах этот парень станет только обузой, Оклация тоже не стал требовать зачислить в отряд: предприятие было опасным, и рисковать головой мальчишки Приск не хотел.
Сабиней, как и обещал, привел тридцать всадников сопровождать легата. Его даки принадлежали то ли к одному клану, то ли к какому-то военному братству – у каждого из тридцати был вышит на плаще свернувшийся кольцами змей, и такой же змей, уже бронзовый, украшал каждый щит. Перед тем как отправиться в путь, Сабиней поклялся Замолксисом-Гебелейзисом, что не причинит Лонгину и его спутникам вреда.
«Неужели даки надеются убедить такого человека, как Лонгин, что они не замышляют ничего против римлян и не нарушают мирный договор?» – подивился Приск.
С другой стороны, их заверения ровным счетом ничего не значат. Если Траян захочет, через год или два Рим найдет повод начать войну: хотя бы недавнее нападение на языгов, союзников римского народа, объявит причиной. Главное сейчас – увидеть Сармизегетузу.
