Отличались ли они от тех, кто сейчас наслаждался прелестями адских курортов? Пожалуй, что и нет, если делать поправку на время и место. Абсолютно тот же сорт. И у меня он вызывал примерно такие же ощущения, разве что добавилось желание призвать сюда парочку моих новых знакомых, которых вполне можно считать свободными от условностей… Чтобы посмотрели… Друг на друга… Интересно, кто скривится больше? У богатеев, правда, опыта брезгливого гримасничанья больше.
Почему же тогда я решил этих развлекать, а тех карать за те же желания? Неужели из-за особенности представления? Там я был призванной зверушкой, а тут – элитарным артистом. Но ведь по сути это одно и то же, по крайней мере, в их глазах? Или все-таки нет? Почему артисты, пусть даже и посредственные, всегда пользовались таким уважением и восхищением? Уж всяко не из-за таланта… Просто люди, часто видя одни и те же лица, со временем начинают считать их «своими». Своими близкими, друзьями, максимум – знакомыми. А уж если изображаемые ими переживания нам близки, то они становятся роднее родственников.
Талантами мы восхищаемся, перед талантами мы преклоняемся, но талант – это своего рода барьер, отделяющий носителя от всего остального мира. А близкому другу можно простить его несовершенства, в том числе и отсутствие таланта.
Пожалуй, можно сказать, что отличался уже я сам. Я теперешний – от меня того, отправлявшего людей в адский круиз. Уж очень много вопросов появилось у меня за последнее время. Вопросов, у которых раньше было маловато шансов задержаться у меня в голове, привлекая к себе мое же внимание. Я все время был чем-то занят, что мешало мне сосредоточиться на понимании себя. Быть может, сейчас самое время? Развлечение этой публики вряд ли можно считать таким уж ответственным занятием…
Пока что в глазах этих зрителей я был зверушкой. Одной из множества, которую совершенно не обязательно знать в лицо, точнее, в морду. Достаточно просто смотреть на те фокусы, которым ее обучили. Ну ладно, посмотрим, что я еще могу, кроме создания армий нежити, прыжков между мирами и вырыванием душ…
– Вечер добрый, дамы и господа, – спокойно сказал я. Разумеется, никаких языковых барьеров передо мной не стояло. Я неторопливо подошел к краю сцены и легко спрыгнул вниз. – Эта сцена видела множество прекрасных артистов, но сегодня она не увидит ничего… – Мое заявление было воспринято со сдержанным молчанием и легким недоумением. – Действия, происходящие на сцене, редко воспринимаются всерьез… И не напрасно. В наше время так трудно поверить в чудо, особенно тем, кто много повидал на своем веку… И особенно тому, кто сам привык вершить чудеса. – Кто-то непроизвольно кивнул… Мужчины преимущественно. Дамы любые намеки на продолжительность жизненного пути воспринимают резко в штыки. – Даже когда на сцену приглашается человек из зала, мы до конца уверены – это мистификация. Не знаем как, но уверены. Даже если это был сосед или близкий друг. И у каждого в голове вертится всего одна мысль – вот если бы это произошло со мной, вот тогда бы я поверил…
