Так что, когда соглядатаи не сумели прибавить ничего к тому, что Аммару было известно и без них, он приказал высечь нерадивых рабов и, дождавшись очередной «ночи разноцветных фонариков», отправился в Сумеречную усадьбу сам.
..Спешившись у высоких ворот темного тиса, Аммар заколотил в них дверным молотком. Двое дрожащих слуг за его спиной держали факелы, но пламя выхватывало лишь островки цветов в море непроглядной тьмы, затопившей долину. Огни военного лагеря остались далеко на севере, в городе пока так и не стали зажигать по ночам фонари – не для крыс же и гул это делать, людей-то все равно раз-два и обчелся, целые кварталы до сих пор стояли пустые, с заколоченными дверями, хорошо мертвецов прибрали. А люди – что? Люди все равно дрожат по домам за закрытыми ставнями. Так что Мерв высился в устье долины мертвой черной громадой на фоне затянутого дымкой ночного неба, и только внешние стены подсвечивались кострами в лагере Бану Худ. На огромном ковре долины мигали огонечки в нескольких усадьбах, но присутствие человека ночью казалось в особенности случайным, словно природа с облегчением вздохнула, избавившись от назойливого ползания смертных букашек.
В островке факельного света обнаруживались лишь щебенка и песок дороги. Колыхались зонтики убогой пижмы, вился по высохшей земле мышиный горошек.
Аммар треснул по воротам еще раз и рявкнул:
– Тарик! Не пристало тебе держать своего повелителя на пороге!
В ответ за воротами зашаркали шаги, и калитка отворилась. Из нее высунулась лампа, а потом и седая голова сумасшедшего садовника. Окинув безразличным взглядом халифа и двоих рабов, старик развернулся и пошел прочь, шаркая по булыжнику двора своими опорками. Аммар заметил, что полосатый халат садовника аккуратно заштопан на спине – что ж, значит, старый хрен все еще может за собой ухаживать. А что, если его обиходили джиннии из числа Тариковых гостей? Впрочем, это было бы совершенным безумием – Аммар даже засмеялся.
Невольников смех господина довел до окончательной степени испуга. Дрожа, они переступили порог заколдованной усадьбы и упали на колени, закрыв головы ладонями.
Аммар понял, что толку от слуг не будет, и со злости пнул одного из них в бок. Раб невнятно заскулил, но с места не двинулся. Факел он бросил на землю, и тот затрещал, намереваясь погаснуть. Свет лампы удалялся вместе со стариком. В десятке локтей, за мощеным пятачком двора с черной ямой альхиба в середине, совсем по-домашнему светился вход в главный дом. Разноцветные огоньки, дразнившие воображение халифа там, на ночном холме, здесь то ли были не видны, то ли погасли с приближением чужака.
