Запомнился ему тот день, когда они бежали из города, успев захватить самое ценное из вещей. Самым ценным были книги и докторская диссертация Георгия Ивановича. Предупредил их семью о погромах кто-то из родителей учеников Ларисы Викторовны, но этого она тоже никогда не рассказывала сыну. Зато очень хорошо отложился в памяти переполненный поезд и его страшный путь через степь длиною в пять или шесть суток. В первый день в плацкартном вагоне, где ехало больше сотни людей на пятьдесят четыре места, было нечем дышать. На вторые сутки кто-то бросил камнем в окно, и жара ушла, вместо неё пришёл леденящий холод ночей и пронизывающий степной ветер.
Виталику запомнилась старуха-узбечка в цветастом халате, которая постоянно ходила по вагону с немытыми фруктами. Ему очень хотелось побегать по другим вагонам, но мать не отпускала его от себя. Отец нервничал, повышал голос, и эта его нервозность передавалась всем.
Питьевой воды не было. К концу вторых суток пути начались перебои и с водопроводной. Того количества воды, что удавалось залить на станциях, не хватало на огромное количество людей, пытавшихся уехать из некогда гостеприимного края.
За воду дрались — о кипятке на станциях не приходилось и говорить. К тому же ехали не по расписанию, сколько минут будет длиться стоянка на каждой станции, не знал никто, и страх отстать от поезда пересиливал.
Где-то посреди казахских степей умерла от острой кишечной инфекции младшая сестра Виталика, Аня. Ей было четыре месяца.
Ещё через несколько дней семья Нецветовых ступила на перрон Казанского вокзала.
Потом была Москва.
Потом была круговерть чужих углов и съёмных квартир, ни одна из которых не отпечаталась в сознании маленького Виталика настолько, чтобы об этом стоило вспоминать.
Георгий Нецветов вертелся, как белка в колесе, пытаясь обеспечить семью, и это ему удавалось. Он с головой окунулся в бизнес, и вскоре оказалось, что делать деньги у него выходит не хуже, чем делать оружие.
Виталик не знал, чем именно занимался его отец, что скрывалось под звучным словом «бизнес», которое у мальчика ассоциировалось с запахом бензина. Может быть, это был обычный бандитизм, может, и нет — вряд ли кто мог в Москве начала девяностых провести грань между этими понятиями, да и есть ли она, эта грань?
Как в яму, разрытую по приказу нового мэра посреди Манежной площади, проваливалась Москва в беспросветную осень девяносто второго.
Но для Нецветовых тот год был успешным. Они жили в недавно купленной новенькой трёхкомнатной квартире в Крылатском, Виталик ходил во второй класс, и казалось, жизнь начинала налаживаться.
