Эдит вырвала рукав из пальцев сестры, сделала два быстрых шага к столу, где Поль де ла Фосс все еще сидел молча, не отводя глаз от Найджела. Эдит положила ладонь на его плечо.
— Вот человек, которого я люблю. Единственный, кого я полюбила. Он мой муж.
Мери радостно вскрикнула.
— Это так? — сказала она. — Ну, тогда честь сохранена, а остальное в руце Божьей. Если вы обвенчаны, то ни я, ни никто другой не имеет права встать между вами. Скажи мне, что это правда, и я тотчас вернусь домой обрадовать нашего отца.
Эдит надула губы, как напроказившая шалунья.
— Мы муж и жена перед Богом. А скоро мы станем ими и перед людьми. Только подождем до понедельника, когда брат Поля, священник, приедет из Сент-Олбанса обвенчать нас. За ним уже послан гонец, и он поспешит приехать, ведь правда, сердце мое?
— Он приедет, — сказал хозяин Шалфорда, все еще не отводя глаз от безмолвного Найджела.
— Это ложь, он не приедет, — донесся голос от двери, голос старого священника, который последовал за Найджелом и Мери, но остался на пороге. — Он не приедет, — повторил старик, входя в залу. — Дочь моя, прислушайся к словам того, кто по годам мог бы быть твоим земным отцом. Эта ложь приносила плоды и раньше. И до тебя с ее помощью он губил доверчивых девиц. У него нет брата в Сент-Олбансе. Я хорошо знаю всех его братьев, и никто из них не священник. Еще до понедельника, когда будет уже поздно, ты узнаешь правду, как узнали ее до тебя другие. Не верь ему, но вернись с нами!
Поль де ла Фосс быстро поднял глаза на Эдит и погладил ее руку.
— Ответь им ты, Эдит!
Ее глаза сверкали презрением, пока она по очереди переводила взгляд с сестры на молодого сквайра и на священника.
— Я могу ответить им всем только одно, — сказала она. — Уезжайте и больше не докучайте нам. Разве я не свободна? Разве я не сказала, что он единственный, кого я любила и люблю? И любила я его уже давно. Но он не догадывался и в отчаянии обратился к другой. Но теперь он знает все, и никогда больше между нами не встанет и тени сомнения. Поэтому я остаюсь в Шалфорде, а в Косфорд вернусь, только опираясь на руку моего супруга. Неужто я так слабодушна, что поверю вашим наговорам? Так ли трудно завистливой ревнивице и бродячему попу вместе придумать ложь? Нет, нет, Мери, уезжай и забери с собой своего кавалера и своего попа, потому что я останусь здесь, блюдя верность моему возлюбленному, зная, что могу довериться его чести.
— Хорошо сказано, моя золотая пташка! — одобрительно произнес маленький хозяин Шалфорда. — Дозволь мне добавить и мое слово. В своих злых речах, любезнейшая леди Мери, ты не нашла во мне ни единой добродетели и все же признай, что терпением я обладаю в избытке, ибо не натравил собак на твоих спутников, хотя они и нарушили мой покой. Но даже для самых добродетельных наступает предел, когда верх берет человеческая слабость, а посему прошу тебя, удались со своим попом и своим доблестным защитником, не то как бы не пришлось вам удалиться в большей спешке и со стыдом. Садись, прекрасная любовь моя, и снова приступим к ужину.
