И, насколько она помнила, первый раз серьезно поссорились перед сном.
Рафаэль предъявил ультиматум, о котором страшно подумать. Что, если она пожертвует карьерой ради семьи, а у нее снова случится выкидыш? Нечеловеческие усилия, предпринятые, чтобы достичь вершины в бизнесе, обесценятся под новым ударом судьбы. Однако и Рафаэль не смирится, пока не добьется своего, — любой ценой заставит ее рожать, как они договорились.
Если бы все было так просто!
— Хорошо спала? — Голос мужа заставил Лейлу поднять взгляд.
Рафаэль удобно развалился в кресле у окна, напоминая разомлевшего на солнце кота. Обнаженные плечи и плоский живот отливали бронзовым загаром, матово поблескивали темные завитки волос на мускулистой груди. В глазах не было ни следа клокотавшей вечером злости. Иллюзорное спокойствие не обмануло Лейлу. Он ничего не забыл.
— Немного отдохнула, — ответила она. — Когда ты лег?
Рафаэль повел плечами:
— Около четырех.
Всего несколько часов сна, а он выглядит свежим, собранным, сосредоточенным. Чего не скажешь о ней. Глаза щипало, желудок сводили нервные спазмы. Страдания прошедшего года и тяжесть вины как будто удвоились за ночь. Она должна рассказать ему о неудачной беременности — и предупредить, какими опасностями чревата новая попытка.
Лейла облизнула губы, подбирая нужные слова:
— Рафаэль…
— По графику через час у тебя назначена съемка, — перебил он, хмуря брови и заглядывая в свой мобильник.
Рафаэль был все еще зол на нее за вчерашнее. Лейла и подумать не могла, чтобы выпалить душившую ее тайну, а потом как ни в чем не бывало заняться подготовкой к фотосессии. Разговор требовал больше времени и другой атмосферы.
— Можно занять ванную? — пробормотала она, стараясь не выдать отчаяние.
— Конечно.
Она скрылась за дверью. Стоя перед зеркалом, Лейла пригляделась к едва заметным морщинкам на лице, закрыла глаза и сосредоточилась, выкинув из головы все, что не имело отношения к работе. Если она в чем-то и достигла совершенства, то это в искусстве маскировки. Макияж выглядел совершенно естественно, стирая возраст и следы тревоги с прекрасного лица. Жаль, что никаким гримом нельзя было стереть уродливые следы анорексии, нанесшей такой ущерб ее организму…
Лейла привела в порядок волосы, облачилась в длинное платье с глубоким декольте и вышла из ванной. Рафаэль уже успел надеть белую крахмальную сорочку и туфли.
«Он мог быть моделью», — вдруг подумала Лейла.
Эта мысль уже приходила ей в голову, когда она смотрела на мужа. Рафаэль был божественно сложен, невозмутим и, в отличие от нее, совершенно уверен в себе. Лейла ненавидела свою нерешительность, которая на заре карьеры сделала ее послушной марионеткой в руках матери.
