— Да, верно, есть что-то общее, — ответил муж.
— И у вас двое ребят, сударыня? Не скрою, я уже говорила брату: «Не понимаю, зачем ты вздумал жениться на женщине с двумя детьми». Вам нечего обижаться, если я готова за него постоять, — это вполне понятно. К тому же вы не очень-то здоровая на вид… Правда, Лорийе, на вид она не больно крепкая?
— Нет, нет, совсем не крепкая.
Они ничего не сказали о ее ноге. Но Жервеза поняла по их косым взглядам и поджатым губам, что Они намекают на ее хромоту. Она стояла перед ними, кутаясь в свою тонкую шаль с желтыми цветами, и отвечала односложно, как перед судом. Видя, что ей тяжело, Купо закричал:
Зря только языком болтаете… Что бы вы ни говорили, это ничего не изменит! Свадьба будет двадцать девятого июля, в субботу. Я проверил по календарю. Значит, условились? Вам подходит этот день?
— Нам-то что! Нам все подходит, — ответила ему сестра. — Незачем тебе было с нами и советоваться. Пусть Лорийе будет свидетелем, я не возражаю. А меня оставьте в покое.
Жервеза стояла, опустив голову, и в замешательстве просунула кончик туфли в деревянную решетку, покрывавшую пол мастерской; затем вытащила ногу и испуганно наклонилась, чтобы пощупать решетку: вдруг она поломала ее? Лорийе тотчас вскочил и, схватив лампу, стал подозрительно осматривать руки Жервезы.
— Надо быть очень осторожным, — сказал он. — Маленькие крупинки золота могут пристать к подошвам, вы их унесете и даже сами не заметите.
Тут поднялась кутерьма. Ведь хозяева не потерпят, если пропадет хоть один миллиграмм. И Лорийе показал заячью лапку, которой сметают золотые опилки с верстака, и кусок кожи: он расстилает его на коленях, чтобы не потерять ни одной золотой пылинки. Два раза в неделю они тщательно подметают мастерскую; мусор сжигают и просеивают золу, в которой находят за месяц на двадцать пять, а то и на тридцать франков золота.
Госпожа Лорийе не спускала глаз с ног Жервезы.
— Тут, право, нечего обижаться, сударыня, — сказала она с любезной улыбкой, — но вам следовало бы осмотреть свои подошвы.
И Жервеза, густо покраснев, снова села и подняла ноги: пусть убедятся, что к подошвам ничего не пристало. Купо распахнул дверь и вышел, сердито крикнув: «Прощайте!» Он позвал Жервезу из коридора. Тогда вышла и она, пробормотав несколько любезных слов: она надеется, что они скоро встретятся и сумеют поладить. Но Лорийе уже снова были поглощены работой в своей мрачной норе-мастерской, где только горн светился, как догорающий уголь в черной, пышущей жаром печке. Жена, в спустившейся с плеча рубашке, озаренная красным отблеском раскаленных углей, тянула новую нить, и от натуги на шее у нее вздувались толстые, как веревки, жилы. А муж склонился над верстаком, в зеленоватом свете водяного шара, и начал новую цепочку: он сгибал щипчиками колечко, раскрывал, вставлял в предыдущее и снова раздвигал клинышком — и так без конца, механически повторяя все те же движения, не отрываясь даже, чтоб отереть пот с лица.
