На той стороне улицы, где стоял сейчас Виктор, тоже все преобразилось. Здесь стояли еще заборы, за ними вздымались краны. Острые стрелы их рассекали небо над головой. Из-за заборов виднелись стены будущих зданий. А на заборах прибиты были щиты, то громадные и красочные, то скромные, даже неряшливые, и с каждого из них лезли в глаза две буквы: «СУ»... «СУ»... «СУ»... «Работу ведет СУ...»
«С ума сойти,— улыбнулся про себя Виктор.— Пойди-ка разыщи тут что-нибудь». Сколько же времени он не был на этой улице? Год, два? Кажется, не больше.
Но райком Виктор все-таки разыскал в первом этаже одного из новых домов напротив.
Около входа толпилась группа ребят и девушек в лыжных костюмах, с вещевыми мешками за спиной. «Куда-то едут»,— подумал Виктор, и в ушах прозвучало полузабытое: «Сбор у райкома».
Он вошел в дверь.
В длинном коридоре было много народа, веселого, говорливого, шумного. Виктор разыскал комнату второго секретаря.
Костя Онищенко оказался красивым парнем в аккуратном сером костюме, с модным галстуком. Внимательные серые глаза его смотрели чуть настороженно.
— Ну, давай знакомиться,— просто сказал Виктор.— Я тоже секретарствовал. Ваше хозяйство знаю.
— Слышал, слышал.
Онищенко заметно оживился, тонкое лицо его осветилось улыбкой, сверкнули ровные зубы.
Потом Виктор спросил:
— Карцев здесь?
— Здесь. Сейчас позову.
Через минуту в кабинет вошел высокий, худой, чуть сутулый юноша. Лицо его было нахмурено, он заметно нервничал.
— Садись, Толя,— сказал ему Онищенко.— Давай потолкуем.
Тот молча сел, не расстегнув пальто, не сняв пушистой ушанки с головы.
— И шапку сними,— мягко заметил Онищенко.
Парень усмехнулся и снял шапку.
— Итак,— начал Онищенко,— расскажи, как живешь?
— Я, кажется, теперь не комсомолец и отчитываться перед вами не обязан,— враждебно ответил Карцев.— Мог бы и вообще не приходить, между прочим.
Онищенко нахмурился.
— Ты совершил серьезный проступок. И организация...
— Я не совершал никакого проступка. Это ложь!
— Что же, по-твоему, вся организация солгала?
Карцев усмехнулся.
— Почему же и организации не солгать, в воспитательных целях, конечно?
— Думай, что говоришь!
— Я думал, не беспокойтесь. Я много думал.— Карцев резко смял шапку на коленях, на бледных щеках пятнами проступил румянец.— Все лгут! Всюду! Никому теперь не верю! Никому!..— Голос его прервался.— Раз со мной... такое случилось. Ложь все!..
В глазах Онищенко вспыхнул гнев, губы упрямо сжались.
— Никто у нас не учит лжи,— сурово произнес он.-— Партия...
