— Эге, человече, ты, я вижу, времени терять не любишь, — сказал Василий, подходя к этой паре и коснувшись плеча воина рукоятью плети.
Дружинник быстро обернулся, и княжич с удивлением узнал Лаврушку.
— Вон оно что! — вымолвил он. — Где ж это ты разжился столь знатным доспехом?
— Сбил с седла одного ворога, пресветлый княжич, ну и завладел его справой. В самую пору на меня все пришлось!
— Ну, молодец! Дружинник теперь ты важный, ничего не скажешь. Вижу, и невесту себе заиметь успел?
— Да вот, случилась она средь тех людей, что брянцы из Бугров угнали…
— Теперь разумею, почто ты так рвался в битву: зазнобушку свою выручить спешил! Ну что ж, значит, невдолге и свадьба?
— Не отдают за меня Настю родители, — сокрушенно промолвил Лаврушка. — Бают, голь я перекатная.
— Где же голь, ежели ты ныне княжий дружинник? Не печалуйся, да и ты, Настенька, не кручинься. Коли снадобится, сам буду вашим сватом, авось мне не откажут!
Оставив просиявшую при этих словах пару, Василий обратился к столпившимся вокруг крестьянам:
— Ну как, мужики, всё свое добро понаходили?
— Благослови тя Христос, пресветлый княжич, спаситель наш, — загалдели крестьяне, кланяясь в землю. — Все как есть в сохранности оказалось, туточки на телегах все и было покладено!
— Добро, значит, в этом убытка вам нет. Кто у вас тут староста?
— Ежели тебе от Клинковской общины, то я староста, твоя княжеская милость, — выступил вперед кряжистый седобородый крестьянин. — А бугровский — вона раненых пользует!
— Нет, мне ты и надобен. Как звать-то тебя?
— Ефимом звать, пресветлый княжич. Робкин я, сын Степанов.
— Скажи, Ефим, сильно погорело ваше село?
— Да, почитай, ничего не осталось, — ответил староста. — Ведь энти аспиды кажную избу порознь подпалили, а в ту пору еще и ветер был.
— Сколько же у вас всего дворов?
— Десять дворов, батюшка.
— А Бугры тоже спалили?
— Не, Бугры токмо пограбили. Видать, дюже поспешали они, анафемы.
— Все одно не ушли! А как мыслишь ты, староста, во что станет отстроить ваше село?
— Да что ж, лесу-то нам не куплять, — вишь сколько его Господь вырастил на потребу людям! А ежели на кажный двор, сверх того, прикинуть серебром гривны [20] по две, так лучше прежнего построиться и зажить можно.
— Добро, — сказал Василий, — получите по три гривны на семью. Да родителя стану просить, чтобы на два года ослобонил вас от податей. Ну, а теперь разбирайте телеги и езжайте с Богом. До ночи в обрат поспеете.
Отойдя от крестьян, земно кланявшихся и выкрикивавших слова благодарности, Василий приблизился к пленным брянцам. Они толпились по другую сторону дороги и, слушая, что княжич говорил смердам, толкали друг друга локтями и переглядывались: в Брянщине такого не бывало.
