Отныне он больше не принадлежал себе.
Что за неизъяснимое блаженство заключало в себе это мгновение! Сколь отрадно позабыть обо всем, что ему предшествовало, и неспешно погружаться в мягкое облако сна, зная, что с этим бесценным даром — их любовью! — они ни за что не расстанутся.
Прижимаясь щекой к плечу Клайва, ощущая под ладонью ровное биение его сердца, Анхела чувствовала себя на вершине счастья.
Но у Клайва еще оставались вопросы. Сомнения покинули его отныне и навсегда, на смену им вновь пришла несокрушимая уверенность в себе. И на сей раз он не побоялся произнести слова, преследовавшие его весь вечер:
— Расскажи, что тебя связывает с Луисом Дорадо.
— Ты неисправим! — фыркнула она, резко садясь. Мир и гармония, достигнутые с таким трудом, снова оказались под угрозой.
— Я ненавижу тайны, — пояснил он. — А этого человека ты знаешь, любимая, что бы уж ты ни говорила!
Знает? С губ Анхелы сорвался короткий смешок. Так рассказать или оставить эту последнюю из тайн при себе? — размышляла она.
— Много лет назад моя мать была его любовницей, — начала молодая женщина, решив-таки утаить часть правды. — Луис Дорадо снял для нее квартирку в Мадриде, постоянно бывал у нее, водил в рестораны и в театры, знакомил с друзьями. На взгляд стороннего наблюдателя, Луис в ней души не чаял… вот только позабыл сообщить, что женат. Узнав об этом, мама с ним рассталась.
— И все это происходило у тебя на глазах? — тихо спросил Клайв. Проследить направление его мыслей было несложно. На чужих ошибках учатся…
— Я уже была у мамы, да, — чуть слышно ответила Анхела, нервно теребя бледно-голубое покрывало. И, неожиданно решившись, сказала: — Так что сам видишь, сегодня сеньор Дорадо и впрямь обознался.
— Что ж, стало быть, завтра мы первым делом исправим ошибку.
И до чего же самодовольно это прозвучало!
— Ты что, задумал дать объявление в газеты? Дескать, твоя любовница вовсе не «Женщина в зеркале». И ты всерьез считаешь, что тебе поверят?
— Мы можем попробовать.
— А зачем? — поинтересовалась она. — Кому от этого будет лучше? Тебе? Твоей матери? Мне? Ты что, не понимаешь? Кто именно позировал для картины, уже неважно. Во мне люди все равно будут видеть именно эту женщину — эту, и никакую другую! Я не в силах ничего изменить. Я похожа на мать как две капли воды и вполне могла бы оказаться на ее месте. Я такая же, как она, — во всем, если не считать имени. И либо ты с этим примиришься, либо нам останется лишь…
