– Подумал. – Друг сел рядом и откинул со лба волосы. – У меня опять нет выбора.
– Я могу ничего не предпринимать, – резонно заметил собеседник.
– Мой квардинг изволит шутить? – Сотник отвесил шутовской поклон. – Ты знаешь, как я люблю интриги, и прекрасно понимаешь, что наслаждаться ими в одиночку я тебе не позволю. Но жениться не буду. Точка.
– Это единственное, что тебя тревожит, Тир? – усмехнулся демон.
– Нет. Еще меня тревожит, как под меня будут подгонять доспехи квардинга – я-то постройнее буду.
Эта непочтительная реплика повлекла за собой лишь небрежное пожатие плечами.
– Придется подрасти и поправиться. – И без всякого перехода обладатель вышеозначенных доспехов сказал: – Завтра ночью отправляемся на охоту.
– Опять ловим на приманку?
– Да. – Он потянулся. – Вдвоем. С отрядом выступим послезавтра на рассвете. Две тысячи Безымянных на две сотни демонов… будет славно.
– Учти, квардинг, если получишь по черепу – я тебя не потащу, слишком уж ты здоров, – Тирэн поклонился и бесшумно ушел.
Амон закрыл глаза. Она спала. Зверь в нем млел, довольный: он снился ей уже третью ночь.
* * *
То, что день будет отвратительным, Кэсс поняла, едва открыла глаза. В окно, куда все эти дни прилежно и весело светило солнце, бил тяжелый дождь. Виски ныли от тянущей боли, а к острому желанию увидеть Амона добавилось новое и не менее острое желание его же убить. Девушка даже порадовалась, что Риэля сегодня не будет – пусть с ним и хорошо, но улыбаться и слушать очередные городские предания нет сил.
Идя обычным путем к Поприщу, ниида куталась в тяжелый кожаный плащ. Полы одеяния рвал ветер, в лицо и за шиворот летели холодные дождевые капли.
– Конечно, зачем нам зонты, – ворчала девушка, втягивая голову в плечи и придерживая руками капюшон. – Зонты нам, разумеется, не нужны. Средневековье.
– Стой.
Тело моментально отозвалось на приказ и застыло как парализованное. Обжилась, что ли? Привыкла к подчинению? От досады рабыня набрала полную грудь воздуха и повернулась, чтобы излить всю свою сегодняшнюю досаду на неизвестного хама. Однако когда она развернулась, гневная тирада, готовая сорваться с языка, застряла поперек горла.
Напротив стоял огромный, как скала обсидианово-черный демон. Выцветшие голубые глаза, лишенные выражения, казались оловянными. Дождь не падал ни на длинные, подернутые густой сединой волосы, ни на дорогую, расшитую золотом тунику. Даже высокие сапоги из мягкой кожи, и те были совершенно сухими, будто не ступали по мокрым мраморным плитам.
