Глава шестая
Сила ветра и последняя капля
С самого утра Крюкомет погнал нас на верхнюю палубу, чтобы поднять на мачты ветряки и подготовить двигатели к запуску. Фарри с нами не пошел, его отправили в лазарет помочь Квану. Мы прошли через промерзшую первую палубу, прежде уютную, а теперь заброшенную, мертвенно холодную, поднялись по трапу к люкам и некоторое время сражались с дверью, заваленной сверху снегом. Первый помощник уже хотел было приказать выбираться по техническим ходам, но тут под нажимом здорового штурмовика люк подался, и в темный коридор проник свет Пустыни.
Признаться честно, я боялся выходить наружу. В ушах звучала угроза Эльма убивать моряков, пока он не получит компаса, и мне казалось, что если никто из корсаров «Звездочки» не покинет застывшей во льдах твердыни – все обойдется.
Но теперь мы сами лезли туда, где царствовали Ледовая Гончая и черные зверодемоны.
Помня обещания Эльма, я старался успокоить себя мыслями, что теперь пираты будут осторожнее. Что теперь они не допустят ситуации, когда моряки окажутся один на один с Ледовой Гончей. Во время побудки я с огромным облегчением обнаружил среди суетящихся корсаров Скотти, дежурившего вчера у тамбура. Эльм до него не добрался.
Ведь получалось так, что после слов Гончей я стал ответственным за жизнь товарищей по команде. Попал в ловушку, запертый между тайной о компасе (и не только моей тайной) и жизнями пиратов. Часть меня сопротивлялась таким мыслям. Она истово убеждала, что это только слова, что ничто не зависит от того, получит Эльм компас или нет, – Гончей нравилось убивать. Что вообще его слова были лишь пустыми угрозами, а если Гончая не врал – игрушка черных капитанов все равно значительно важнее жизни любого из этих людей. Что я слишком много думаю и переживаю.
Другая часть впадала в оторопь от таких недостойных и страшных мыслей. Разве может какая-то непонятная вещь – ВЕЩЬ! – быть выше, чем жизнь того же Сабли? Темная моя половина возражала, что если случится выбор между Волком и компасом – то он довольно очевиден, и я соглашался с ней. Со стыдом, с пониманием своей испорченности, но соглашался.
Это убивало меня.
Потом была работа. Тяжелая, пронизанная ветром Пустыни. Вокруг ледохода царила серая хмарь от поднятого снега. Кристаллики стучали по броне корабля, секли лица сквозь намотанные шарфы, а мы, проклиная погоду и нашу невезучесть, откалывали лед от лежащих на палубе ветряков. Спрятанные в толстых коробах, по одному у каждой мачты, они были надежно похоронены под снегом. Но благодаря этим самым коробам ветряки, составленные из широких, чуть загнутых лепестков в тяжелых цилиндрах с хитрыми прорезями, не обросли льдом.
