На Сумской было замечательное кафе. Мы его называли «Пулеметом», хотя оно называлось «Харькивьянка». У меня был друг Адик. Он был настоящий стиляга. У него был набриолиненный кок, брюки-дудочки. Он выглядел вызывающе. Я был полустиляга. У меня был не кок – а кочек маленький, брюки – не такие дудочки, чтобы с мылом надевать, а просто у́же, чем положено. Мы ходили гордые…
Мама сказала: «Алик, инженер – хорошая профессия!» Она закончила инженерный, и я пошел учиться безо всяких сомнений. Инженер – была не очень престижная профессия, но вполне уважаемая. Веселая студенческая жизнь, политехнический институт – один из лучших, если не лучший в городе. И я поступил легко, потому что у меня была медаль. В Харьковском политехническом институте я отучился пять лет.
Мы ездили по колхозам. Наши однокурсники в позе для мытья полов стояли на грядках, а мы их развлекали. Первый курс. Уже сентябрь, дожди, грязно, очень не хотелось работать. Выход был один – записаться в агитбригаду самодеятельности. Как записаться в агитбригаду? Играть я ни на чем не умею, не пою, не танцую. Оставалось одно – в конферансье. Язык был хорошо подвешен. Я и жену, с которой пятьдесят лет в счастливом браке, нашел в агитбригаде. Она пела. Наглости петь одной у нее не было, и она пела в квартете. Полтора месяца мы так проболтались, спелись, решили не расставаться, сделать студенческий театр.
Вскоре я женился, у меня появился сын. Мы купили кооперативную квартиру. Собрали тогда со всех, кто был на свадьбе, по 20 рублей. 200 человек – получилось 4000 рублей, даже на мебель хватило. Я возглавил команду КВН как автор и руководитель. Стал публиковать тексты, юмористические рассказы. Поехал и поступил во ВГИК. Уехал из Харькова.
По преданию, я родился под Ленинградом, в Сестрорецке. Это было 23 сентября 1930 года. 23 сентября кончается Дева и начинаются Весы. По моим наблюдениям, в моем характере есть черты и того, и другого знака.
Мама умерла, когда мне было 10 месяцев. Ее укусила какая-то муха, началось заражение крови, ей предложили отнять руку. «Куда? У меня четверо детей, один еще грудной». И отказалась. В результате все кончилось плачевно. Папа загрустил – и запил. Он продержался около пяти лет. Помню, я играл с кошкой, а он смотрел на меня и любовался. Еще помню, как я с удовольствием сидел на папином гробе. А его везли на телеге на кладбище. Мне было радостно, что мне позволили прокатиться.
