– Без проблем, – согласился я, подтягивая подпруги. – Живот втяни.
– Чего? – отвлёкся он.
– Живот втяни, говорю, ремень ещё на две дырки застегнуть можно.
– Да легко. – Конь охотно втянул живот и сам сунул морду в оголовье. Железных удил в его зубы никто никогда не совал. Поступать так с говорящей лошадью было бы просто преступлением, недопустимым в здешних краях. По крайней мере, у нас в замке.
Я понял, чего он так ерепенился, только когда увидел стройного Эда, красующегося в серебряных доспехах верхом на изящной андалузской кобылке по кличке Ребекка. Белая как снег, копытца, словно хрустальные стаканчики, щиколотки балерины Павловой. Добавьте к этому густейшую гриву волнами и огромные карие глаза с ресницами вполладони, и вы поймёте, что бедный Центурион пал по всем статьям…
– Это ты из-за неё? – тихо спросил я, наклоняясь в седле.
Конь едва заметно повёл чуткими ушами:
– Если ты меня ей сдашь, я тебя на всём скаку в кусты выброшу, зуб даю!
– Откуда такой жаргон?
Центурион не ответил, гордо вскинув голову и лёгким шагом, бочком-бочком, пристраиваясь поближе к красавице Ребекке. Эд хихикнул в кулачок, приподнялся на стременах и махнул мне рукой. Я покачал головой и в свою очередь дал отмашку Седрику. Три всадника и шестеро пеших лучников, уже без лишних зажигательно-патетических речей, покинули внутренний двор замка Кость.
Первое время мы шли на рысях. Центурион и Ребекка быстро переговаривались на ходу, пока мы с Эдом не обратили внимания на то, о чём они, собственно, треплются.
– Он мой господин? Я тебя умоляю. Этот тощий бледноволосый полумальчик-полумуж скорее мой давний приятель. Я его катаю, да, а что делать? Девочка как-то должна отрабатывать овёс и стойло… – притворно вздыхала кобылка.
– Я называю своего младшим братом, – снисходительно поддакивал ей мой конь. – Он выглядит грозным, но за страшной волчьей шкурой на его плечах порой скрываются такие детские комплексы и страхи. Представляешь, как-то года два назад я слегка укусил его, не со зла, забавы ради, чтоб показать своё расположение, так он чуть не расплакался…
Эд удивлённо покосился на меня. Я закатал рукав до локтя, молча демонстрируя застарелый полукруглый шрам от лошадиных зубов. Слегка укусил, как же…
– Мой не лучше, тоже та ещё неженка. А сегодня, когда седлал меня, так подозрительно нежно похлопал по крупу. Это уже может что-нибудь значить? Может, мне уже пора жаловаться?
– Если тебя это напрягает, я могу поговорить со своим. Так сказать, поставить перед фактом – по какому праву его гость лапает чужих кобыл?!
