Покинутый | страница 61
Стало холодно. Моя лошадь — наверное, пора бы как-то назвать ее, и поскольку недавно она щекотала меня губами в поисках яблок, я назвал ее Щекотуньей — лежит рядом, глаза у нее закрыты, и кажется она вполне довольной, а я пишу дневник.
И вспоминаю, о чем мы говорили с Реджинальдом. И думаю: если он прав, то спрашивается — в кого же тогда превратился я.
15 июля 1747 года
Я встал на рассвете, разметал догорающие угли костра и оседлал Щекотунью.
Погоня продолжилась. На скаку я перебирал варианты. Почему тот, с заостренными волчьими ушами, и палач с ножом отправились разными дорогами? Собирались ли они поодиночке добраться до Голландской Республики и присоединиться к Брэддоку? Или остроухий будет ждать, пока его догонит сообщник?
У меня не было возможности узнать наверняка. Я мог только надеяться, что скачущий впереди меня не подозревает о моей погоне.
Но если он не подозревает — а как он может заподозрить? — то почему же я не догнал его?
И я продолжал скакать — быстро, но ровно, понимая, что настигнуть его раньше времени так же гибельно, как не настигнуть вовсе.
Примерно через три четверти часа я наткнулся на место его отдыха. Если бы я усерднее пришпоривал Щекотунью, может, я застал бы беглеца врасплох и помешал бы ему? Я присел, чтобы погреться возле его угасавшего костра. Слева Щекотунья понюхала что-то валявшееся на земле, какой-то брошенный кусок колбасы, и в животе у меня заурчало. Реджинальд был прав. Моя жертва лучше подготовилась к путешествию, чем я со своей половинкой сайки и яблоками. Я проклинал себя за то, что не пошарил в седельных сумках его напарника.
— Пойдем, Щекотунья, — сказал я. — Давай, малышка.
Я скакал весь день и приостановился только один раз, чтобы вынуть подзорную трубу и осмотреть горизонт в поисках признаков моей добычи. Горизонт разочаровывал. Весь день. А с наступлением сумерек исчез и сам горизонт. Я мог лишь надеяться, что держусь верной дороги.
В итоге мне ничего не оставалось, кроме как остановиться, сделать привал, развести костер, дать Щекотунье отдых и молиться, чтобы не потерять след.
А теперь я сижу и размышляю: почему мне не удалось догнать его?
16 июля 1747 года
Сегодня утром, когда я только проснулся, на меня снизошло озарение. Остроухий был из армии Брэддока, а армия Брэддока соединилась в Голландской Республике с армией принца Оранского, куда и направлялся остроухий. А спешил он потому.
Потому что он отлучился тайком и спешил вернуться раньше, чем обнаружится его отсутствие. Значит, его присутствие в Шварцвальде не было официальным заданием. То есть Брэддок, его командир, об этом не знал. Или, возможно, не знал.