Сначала здесь жили этруски, потом селились пришлые сирийцы и евреи. И лишь в I веке до нашей эры император Октавиан Август сделал Трастевере изолированным районом Рима. А в III веке нашей эры император Луций Доминий Аврелиан оградил этот район новыми городскими стенами, признав его полноценной частью города.
Узкие и тесные улочки сплетаются здесь в такой плотный клубок, что даже если пользуешься картой, нет никаких гарантий попасть с одной виа на другую.
Между домами натянуты веревки, на которых сушится белье. Упитанные итальянки выглядывают из окон, чтобы пообщаться с соседями, которые стоят внизу на уличной брусчатке.
Сокрушенно вздыхая, Гарик сообщил, что в 1870 году район Трастевере разделили надвое наглым, прямым и широким проспектом. Это шумный проспект Трастевере с грохочущими трамваями, с магазинами, больницами, фабриками и орущим рынком, на котором продается все — от безразмерных хлебов и сыров до свежих фруктов и рыбы. Многие ругают его за неуместность в этом уютном районе. Но проспект этот — всего лишь маска, в гипертрофированных чертах которой проглядывает истинный облик Трастевере, где бурлит и фонтанирует жизнь, реальная и показная.
Гарик припарковал машину, и мы втроем отправились по узким улочкам и тесным пьяццале. На одной из них Лёка Ж. углядела снек-бар и ринулась внутрь, полагая, что это как раз ее формат. На витрине лежали колоссальные гамбургеры, чизбургеры, сэндвичи, хот-доги, в каждый из которых был воткнут маленький флажок страны, где предпочитают данное кулинарное извращение. Представляю, сколько презрения вложили повара в эти грандиозно неизысканные произведения кулинарного антиискусства.
Лёка Ж. намеревалась попробовать непременно каждый продукт, выразительно поглядывая на Гарика, чем давала понять, что готова толстеть и делает это с удовольствием.
Но мы с Гариком уговорили ее потерпеть еще немного, чтобы насладиться настоящим итальянским ужином в настоящем итальянском ресторане.
— А в туристические бары ходить нельзя, — объяснил Гарик, — потому что там готовят плохо. Как для туристов.
Мы вышли на пьяцца ди-Санта-Мария-ин-Трастевере — самый центр этого района. Посреди площади стоял скромный восьмиугольный фонтан с морскими раковинами. На его ступеньках, как на палубе Ноева ковчега, сидели экзотичные бомжи с крашеными в яркий малиновый цвет волосами, негры, американцы, японцы, алкаши в суровых и грязных куртках, итальянские подростки в чистых и обтягивающих джинсах. Алкаши ругались, японцы жевали бутерброды, подростки пили, американцы хохотали.
