Мы с Энрико честно попробовали присоединиться, но подпевать Лёкиному вокалу было просто невозможно.
— Если нас кто-нибудь услышит, они решат, что едет машина крэйзи… — сказал Энрико, бросив попытки спасти песню.
— Разве у вас не поют? — удивилась Лёка Ж.
— Такие песни — нет. Здесь такое, — Энрико сделал акцент на слове «такое», — давно никто не может слышать.
— Почему? — все еще не понимала Лёка Ж. очевидного.
— Потому что это неприлично, — объяснил я. — Все равно что если бы ты Кобзона по утрам включала вместо Петра Налича.
— Надо же… — удивилась Лёка Ж. и переключилась на мобильный Энрико. — Ой, это же «Порше дизайн. Блэк эдишен»!
Лёка Ж. забрала у Энрико телефон, увидела местное время — девять вечера — и выразила неподдельное удивление тому, что за окном такая тьма.
— У вас что, белых ночей не бывает? — осведомилась Лёка Ж.
— Откуда! Тут не Питер, — посетовал Энрико. — Я вот ни разу белую ночь не видел.
— Так приезжай к нам. Мы с Севой тебе покажем, — легкомысленно пообещала Лёка Ж. и обратилась ко мне за поддержкой: — С нами будет весело. Правда, Сева?
— О да! Иному и жить ровно шутку шутить, — язвительно заметил я.
— Это ты на кого намекаешь? — Лёка Ж. прищурилась и даже забыла про мобильный Энрико. — Смотри мне! — Она перевалилась через спинку сиденья и стукнула меня ладошкой по голове.
Энрико, с интересом наблюдавший за этой сценой, задал вопрос, который давно вертелся у него на языке:
— Сева — твой брат?
Мне даже стало интересно, как она теперь выкрутится. В предвкушении я набрал воздуху и задержал дыхание.
— Нет, муж, — ответила Лёка Ж. не моргнув глазом.
Повисла пауза, вся неловкость которой ощущалась почти физически. Энрико открыл окно со своей стороны. Лёка Ж. уткнулась в телефон и стала усиленно подпевать Тото Кутуньо. Я тихо щипал себя за ногу, чтобы не сорваться в гомерический хохот.
— А это Colosseo quadrato — Квадратный Колизей, — сменил тему Энрико, кивнув в окно на высокое, испещренное темными арками белое здание, которое виднелось за автобаном.
— Разве Колизей не круглый? — блеснула архитектурными познаниями Лёка Ж.
— Это другой, — сказал Энрико и объяснил, что круглый Колизей, известный всему миру, построили при античном императоре Флавии, а этот, квадратный, о котором мало кто знает, возведен в конце 1930-х при Муссолини. Диктатор хотел с помпой отметить двадцатилетие фашизма в Италии и расширить границы Рима от Тибра до самого моря. Но не успел — началась война, и появились более важные дела.
