Командир сводного батальона от 22-й ОБРСПН, полковник Матусевич, по должности замначштаба бригады, в боевых действиях до этого момента никогда не участвовал и сильно трусил. Соответственно, перенервничал и отдал приказ стрелять на поражение по всему, что движется и шевелится. Зато я не потерялся и на приказ забил, да еще и остальных ротных смог остановить. В самом деле, не враги же здесь собрались, не оккупанты какие-нибудь, а свои, самые обычные срочники восемнадцати лет отроду. Как потом выяснилось, поступил я правильно, но невыполнение приказа мне дорого обошлось. Военная прокуратура даже национализм пришить пыталась. Дело резонансное, приподняться на нем многие попытались.
Потом, когда все утихло и улеглось, я силился понять, почему все так получилось, и лично для себя сделал вывод, что нас просто подставляли. Как бы там ни было, но все же это не наша специфика — бунты подавлять, для этого есть ВВ. Кому-то там, наверху, в кожаном министерском кресле, определенно не нравилось, что очередная реформа, в результате которой от наших бригад должны были остаться рожки да ножки, буксовала. Опять же, репутация ГРУ как серьезной конторы все еще была крепка. Надо было выставить нас палачами и убийцами, но не вышло. Вот так, был я майором, а стал гражданским.
Дальше был год тупой и серой жизни. Устроился в порту грузчиком, да и то по блату. Зарплату задерживали, а цены, в связи с продолжающимся в мире экономическим кризисом, росли постоянно. Выручали шабашки, но приходилось выпивать за компанию, чтобы быть наравне со всеми в бригаде и не выделяться. В общем, жил как все, не лучше и не хуже, но жена все-таки сбежала. Да ладно бы сбежала, на развод подала, так она еще и аборт сделала. Не хотела в новую жизнь ничего из старой брать.
Вот так за невеселыми думками про свою судьбу и добрел я до своей однушки в районе Красных Зорь. Уже открывая обшарпанную дверь, услышал трезвон стационарного телефона и, не снимая пыльной обуви, прошел в комнату.
«Кто бы это мог быть? Давненько никто о себе не напоминал», — мелькнула у меня мысль.
— Слушаю, Кудрявцев. Кто это? — спросил я, поднимая трубку.
— Тимоха, здрав будь, пацан, — прозвучал в трубке знакомый с детства, чуть сипловатый, со смешинкой голос отцовского друга дяди Вовы, он же — генерал-лейтенант Прохоров. — Ты где шляешься? Третий раз тебе звоню.
— Да я на работе был, дядя Вова. Надо же как-то на пропитание зарабатывать, — ответил я.
