— Да, это так. Не оправдываюсь и никого не виню. Прежде чем кого винить, надо сто раз отмерить с терпением, и то ошибиться можно. Вина лишь за вину, а с чего она пошла, на это и меры не хватит до самого дна промерить.
— Знакомая песенка: винить жизнь. Так живи, чтоб потом не искать вину в своей жизни.
— Знать бы, где оборвется.
— Ты будто не знал.
Митя в пальцах растер жарок окурка.
— Кто что знает?
— Или не знает, что творит убийца? Жизнь не вернешь, а руки не отмоешь. К стенке вон! Не смей так говорить.
Митя посмотрел на листок бумаги, на карандаш в руке Стройкова: сейчас начнет, погонит, как в сеть, про которую узнаешь, как запутаешься в ней… Где эта сеть? Где?
Митя опустил голову.
— Что ж замолчал? — спросил Стройков.
— Зря болтать-то, — со злостью на себя сказал Митя.
— Не зря, а по делу.
— Что по делу? Что еще?
— Не психуй. А говори, как говорил, тогда толк будет.
— Толк с прибавкой.
— Смотря какой толк. А то… Помнишь, старый топор у вас куда-то делся?
— А какое тебе дело до чужих топоров?
— Надо.
— Нашли?
— Кого?
— Топор. Топор наш. Клейменый ведь был.
— Нашли Желавина. Топором зарубили.
Митя локтями уперся в колени, сжал голову.
— Так я и знал.
— Что знал?
— А что нашим топором поморочили.
— Что же не сказал тогда?
— Так ведь это теперь легко говорить. А тогда только мутные страхи были. Отец на кладях топор забыл. Пошел я. А топора нет. Кому он нужен, клейменый-то? А тут прямо как подгадано было, в тот день и Желавин пропал. Затревожились мы. Так сделают, что и не расхлебаешь потом: за этот топор и сгниешь. Боялся отец, что меня потянут.
— Кто ж невиновного потянет?
— А вот приехал же… Только сразу скажу тебе: если бы я Желавина убил, топор бы не нашли. В омут и не плеснулся бы.
— Так ведь всплыл.
— Потому что не я его прятал… А где всплыл? Это даже интересно.
— В одном разговоре. Да и сам ты подтвердил, что разговор не пустой. Вот записал: «…Так я и знал». Твои слова или нет?
— Мои.
— А когда топор пропал?
— В тот самый день утром.
— А вечером где ты был?
— На речке винцом баловался. Только ты зря мозги-то мне крутишь. Я тот день хорошо помню.
— А где отец находился?
— Тогда бы ты его и спросил. Я за ним не следил.
— Ты сказал, как подгадано было, в тот день и Желавнн пропал. А откуда ты знал, что пропал он? Ведь вечером еще не знали, что пропал. После стали искать.
— Вот после-то с топором все и представилось. А что, если топор наш не так просто пропал? Тут любой забеспокоится.
Стройков почувствовал, как след, казавшийся ему верным, вдруг замелся перед ним.
