— Как это вы легко людей-то вините. Не ягодку в чужом саду сорвал. Да за такие твои слова человека расстрелять могут, — вознегодовала Глафира, сказав то, что не досказал муж.
— Да хоть всех… всех их!
Глафира выскочила из-за стола и крикнула:
— Ведьма! Иди вон отсюда! Такой и муж твой был ненавистный.
— Что ты! Да замолчите! — пробовал остановить их Стройков.
— А твоему хоть с врагом, только бы выпить, — со злостью сказала Серафима.
Глафира подошла и в упор посмотрела на нее.
— Это с каким же врагом?
— Отстань, Глаша, — уже умолял жену Стройков, чтоб как-то остановить эту ссору.
— С людьми когда и выпьет. А вот с твоим посидеть, бывало, и под ружьем его не заставишь. Сидел он с твоим, выпивал? Да никогда. Кляузник он. Думаешь, не догадываюсь, что в том блокнотике было? Ты вот слезы о нем льешь, а он за Фенькой таскался и Митю хотел засадить, а потом с его женой полюбовничать. Да и других со свету сживал. Люди бежать стали с колхоза. Чума он, а не человек!
— Глафира, не имеешь ты права так говорить! — крикнул на жену Стройков.
— Вот оно что! Знаете все. И кто убил знаете, а молчите. Проклятые вы, более ничего. Проклятые, — сказала Серафима и, схватив свою сумочку, выбежала из избы.
Стройков вышел на крыльцо. Было видно, как металась она: не знала, куда идти, где дорога?
Стройков нагнал ее.
— Куда же ночью-то? Дурные вы, бабы! — выругался он.
Она напала наконец на тропку и быстро пошла.
Стройков шел за ней: боялся, не случилось бы что.
— Что идешь? — остановившись вдруг, сказала она. — Боишься? Трус! Из-за тебя он пропал. Потому-то и убили, тебя не боялись, — не станешь искать: трус и свой ты для них.
Стройков не выдержал.
— Дура! — с угрюмой злостью сказал он. — Иди! Пиши доносы на меня, как твой муж писал. Собака он последняя.
Серафима вдруг схватилась за плетень, прижалась лбом к корявым прутьям.
— За что мне? За что?
Стройков пожалел, что сказал так.
«Как баба какая, встрял», — подумал он о себе, глядя на притихшую Серафиму.
— Наглумились над ним, и будет, — сказала она. — Я и сама с ним ссорилась: с людьми он не ладил. «Прилаживаться велишь мне. К жмотам прилаживаться. Мы против них кровь проливали. Изведем жмотов — с нового жизнь начнем, с детей наших новое пойдет». Любил он детей.
— Убийцу найдем, — сказал Стройков. — Я все время смотрел. Да ведь на лбу нет клейма.
Серафима пошла дальше к площади.
Стройков глядел ей вслед.
«В самом деле, ей-то за что с малышкой такое досталось? — думал он, — Детей любил. Так любил, что без отцов хотел их оставить, как свое дитя сиротой оставил.
