Холмы России | страница 52
Кирьян стал присматриваться: может, где сломанный конец удилища покажется? И заметил, как кувшинки на том берегу потянулись под воду.
— Видишь, — прошептал Кирьян и погрозил засмеявшейся Фене, чтоб тихо стояла.
Он отцепил лодку и с осторожностью подплыл к кувшинкам.
Между спутавшихся стеблей конец удилища дернулся, зашевелил упружистые стебли.
Кирьян вытащил конец удилища и стал перебирать леску. Она шла легко, но иногда дергалась. И вдруг прямо под лопухами забурлила вода.
— Белизна! — успел только крикнуть Кирьян и в беспамятстве бросился с лодки в самую гущу кувшинок, заваливая их к берегу, где всплыла рыбина, вся в серебре, длинная, и скрылась мгновенно.
Долго не мог успокоиться Кпрьян.
Он гнал лодку к хутору под высоким, скрытым кустами берегом.
Феня сидела на корме. Под ногами улоз-два головля.
— А какая она красивая, так и горит! А хвост вроде как коса, длинный. Им, наверное, сети и режет?
— Вот и хорошо, — сказала Феня. — Других рыб выручает.
— И этот хвост прямо на меня, как пику, наставила. Я в сторону, а она как мотнется — осоку так и срезала. Я а лодку скорей.
Феня рассмеялась.
— Испугался?
— А кто ее знает, куда она метила? Будешь потом всю жизнь нейтралитет перед тобой соблюдать.
Теперь вдвоем смеялись.
— Чудак ты.
— А ты как пришла, и рыба сразу заклевала.
— Значит, счастье со мной.
В темноте причалили к берегу напротив двора Фени.
Кирьян снял с прута одного голавля.
— Тебе… А это мне дома похвалиться, — и подержал перед собой голавля, любуясь им.
— В гости сегодня заходи, раз жарянка такая, — сказала Феня.
Тихо отчалил Кирьян от берега. Впереди, расширяясь, открылась река с голубой, мерцающей от луны тропкой, где омут.
Феня зажгла лампу с засиявшим в чистом стекле огоньком, похожим на солнечный лепесток, и повесила ее на стену. Занавесила окна ситцевыми шторками.
Чуть прибралась в избе: подмела пол, застелила стол белой скатертью. В горницу заглянула. Тускнеет между окон зеркало на комоде. Кровать в углу с высокими поставленными на уголок подушками в белых наволочках и с белой накидкой. В сенях она почистила рыбу с засохшей уже чешуей, нарезала на куски, посолила ее и обваляла в муке. На загнетке печи разожгла керосинку, поставила сковороду с рыбой. Вышла на огород нарвать огурцов. А ночь-то какая! А луна-прозрачная, чистая, как стекло, отмытое в небе из звездного ковша. Присела у гряд, ощупывая прохладные огуречные листья. Нарезала Феня и цветов у окна. Цветы поставила в кувшине на стол-солнечные шары, как называли их тут, — ярко-желтые, с густо свитыми лепестками. Стоят огурцы в тарелке, влажно-зеленые в изумрудных крапинках. Вес готово, кажется? Теперь и самой пора прихорошиться.