— Уж если этой законной провожу, встречать не придется.
— Лучше бы вы удить к нам приезжали, как весной-то, с колокольчиками. Каких лешаков выхватили!
— С хутора, что ль?.. Так и говори. А то откуда я тебя знаю. Знакомый, значит. Плоды трудов на весы живо. А бутылку потом коллективно изничтожим.
Никита выскочил из амбара, заторопился.
— Давай, Кирька, понесли!
Феня взялась за мешок, но Кирьян остановил ее.
— Бабам еще. надрываться. Сами возьмем.
Никита рядом был. Завалил себе на спину мешок:
— Вот бы тебе такого мужика, Фенька. Сидела бы, семечки лузгала да на печке газеты читала.
Феня ответила:
— Мне бы такого, как ты, прожитого, а то и газеты некогда читать.
— Так уж и прожитой. В самых соках сейчас. Садись сверх мешка, донесу.
— Ноги, боюсь, скривятся. Будешь потом враскорячку ходить, пылить, как Мамай, по всей деревне.
— Разве такая тяжелая? А ну-ка взвесим.
Подвернулась тут Катя. Никита схватил ее, завалил на одно плечо, а на другое мешок и пошел.
На телегах засмеялись.
— Вот с каким переезжать хорошо: жену с сундуком в охапку и попер куда-нибудь в Донбасс.
— Жену в сундук, на замок можно, да в камеру хранения под квитанцию.
— А исть чего она будет? — спросила полная, с налитым загаром на щеках женщина, сидевшая на мешках с разложенными на них огурцами и хлебом к завтраку.
— Будет питаться мануфактурой с нафталином. Самое это ваше любимое.
Кирьян, согнувшись под мешком, шел за Никитой.
— Пусти, дядя Никита! — хотела вырваться Катя.
— Не трепыхайся, девка, а то уроню.
Штаны от натуги тряслись на бедрах Никиты, что-то треснуло. Кирьян, спотыкаясь от смеха, качался с мешком, и сразу успокоился, как увидел, что мимо амбара проскочил: «Хорошо это, еще с ходу в стену не вдарил».
— Киря, — кричала ему Феня, — там север, а тебе на юг надо!
В амбаре Никита свалил мешок, а Катю осторожно опустил на весы.
— Извините, Катерина Никаноровна. Поиграли, а теперь пойдите, уважаемая, лошадкам воды дайте. Пить лошадки хотят.
Никита, тяжело дыша, вернулся к телеге. Феня помогла ему положить мешок на спину. Подставил свою спину и Кирьян. Гимнастерка завернулась на боку с натертой докрасна, жарко дышавшей в поту кожей. Пригнулся под тяжестью мешка, понес.
Глядела она вслед и думала: «Задурманилось. Митя придет. А вот поеду к нему. Живым словом скажу: держись. А потом со свистком укатим вместе куда-нибудь, подальше куда, без возврата, эх и дорогу-то сюда забыть», так ей хотелось уйти от прежнего к какой-то новой жизни.
