Холмы России | страница 16
— Правда? — и радостно глянула в глаза Фени. — Какая ты… красивая… И до чего ж ты красивая!
— Спасибо за ласку. Бабам слаще меда такие слова.
— Слаще, когда милый говорит, — быстро уточнила Катя.
— Говорят, а потом забывают.
— Нет, Митя тебя всегда любил.
— От любви не загуливают, как он загуливал.
— Прости его. Мучается он теперь.
— А тебе вроде бы жалко его?
— Жалко!
— Добрая, что ль?
— Как отвязанная ты от него.
Феня усмехнулась.
— Отвязанная или привязанная, а муж он мне — вот и все.
— Не серчай, — с примиряющей лаской сказала Катя.
— В чужой жизни все разбираемся.
— Зачем я сказала?
— Не переживай.
— Ведь сказала я так, чтоб особенно ты не винила его.
— А себя винила бы?
— Не так, не так мы с тобой говорим. Феня, милая, — и Катя обняла ее, прижалась к ней, чтоб успокоить. — Не со зла сказала, а для улыбки твоей перед Митей. Как же это одного винить, раз жили вместе.
— Ладно. Может, поеду к нему, — и пристально пригляделась к Кате, заметила, как тронулась от улыбки ямочка на ее щеке. «Как улыбка-то у них похожа», — подумала Феня о Кирьяне и сказала:-Хочешь, косынку тебе подарю, зеленую с красными маками? Наденешь, когда Федя приедет.
— Что еще будет, Феня?
— Уедешь с ним. А летом — сюда купаться, загорать.
Красота! Все помаленьку разъедутся, — сказала Феня, с задумчивостью оглядывая отстающую от телеги ветлу, которая все дальше и дальше уходила в поля и вот замглела в тумане, как мглело сейчас прошлое перед Феней, от которого, казалось ей, уезжала она.
Тихо-тихо идут кони, задумались и вдруг вспрянули от песни.
Никита запел.
Голос хрипловатый, с притаенной угрюминкой, не напрягаясь, пел, как это бывает, когда поют в лад неспешливой работе.
Кирьян подхватил, горячо загоревал в печали этой песни его голос.
Один пел с какой-то хмурой покорностью перед судьбою, а другой — со всей молодой силой звал, чтоб было не так, как в песне, чтоб пришел кто-то, не забывал про горько забытого.
Феня и Катя молча слушали: мужская песня, солдатская.
«Нет, нет, я пришла бы, пришла бы», — уверяла кого-то Катя с мокрыми от слез глазами.
«Вот и печаль, а красота-то какая», — думала Феня, и не верилось, что пели это знакомые ей люди.
Кирьян шел рядом с телегой, держась за гребенку. Никита сидел спиною к нему, как-то сгорбясь криво.
Трепетало в полях заревцо от костра ночного, там человек на коне поднялся, стоял неподвижно, прислушиваясь к песне, как вещий и грозный призрак этих полей, в зеленых безднах которых тлеют кости и железо былых нашествий. Жадно росил ветер, горюнил с песней: