Да, чего только нет сейчас у первоклашек! И буквари, и задачники, и тетради, и цветные карандаши, и книжки с картинками, и игрушки, и сласти! А какие огромные кульки дают им с собой в первый школьный день! И всё это для них само собой разумеется.
У них и самокаты, и площадки для игр, и кукольный театр, и детские праздники — с каждым днем всё больше и больше радостей. И это правильно. Мы им не завидуем, наоборот. Жаль только, что у нас для игры были одни кирпичи да патроны. А единственной нашей возможностью путешествовать был берлинский транспорт. Часами катали мы по Берлину. Иногда до школы, иногда после школы, потому что у нас менялись смены. Мы казались сами себе полярниками, путешественниками на Северный полюс. Больше всех удивлялся Дитер. Он совсем ещё не знал Берлина. И повсюду мы видели обломки, развалины, разруху.
Один раз мы сели в трамвай, а там какие-то двое ругались, потому что кто-то вёз рюкзак с углем и кого-то толкнул. А может, это была большая сумка с картофелем. Я уж теперь не помню.
И только мы влезли в трамвай, сразу началось:
— Эй вы, сорванцы, брысь от двери!
Мы забились в угол, но Боксёр выразил протест:
— Никакие мы не сорванцы! Мы — дети!
Теперь все набросились на нас. Даже те двое, что чуть не вцепились друг в друга не то из-за сумки, не то из-за рюкзака, объединили против нас свои силы.
— Небось школу прогуливаете, паршивцы?
— Ну и манеры у этой нынешней мелюзги!
— Нет, когда нам взрослые что-нибудь говорили, мы не смели отвечать так нагло!
— Эти сопляки скоро вконец испортятся! Скоро с ними и вовсе сладу не будет!
— А что удивляться? Такие времена!
— Надавать как следует по мягкому месту, и дело с концом! — выкрикнул какой-то толстяк.
Я узнал его. Это был мясник Кульрих. Его мальчишка учился в нашей школе.
Мы, забившись в угол, чуть не лопались со смеху.
— Это «место» для того, чтоб сидеть! — выкрикнул я.
И тут пошло!
Наконец какая-то женщина взялась нас защищать. Она заслонила нас и громко сказала:
— А ну-ка прекратите! Вы тут целый день ездите со своим углем и картошкой, спекулируете, да ещё хотите очернить наших детей? Вас послушаешь, это они виновны и в войне, и в разрухе! Разве не наша вина, что у них такое жалкое детство? Оттого, что вы ругаетесь, лучше не будет. Надо за дело браться!
Ну и женщина, чёрт возьми! Вот кто нам понравился. Некоторые пассажиры с ней согласились.
Да! Я ведь хотел ещё рассказать об одной краже. Это было в сорок седьмом году. Мы тогда учились в третьем классе. Может, я говорю с пятого на десятое, перескакиваю? А вообще-то я мог бы целую вечность рассказывать. Чего только с нами тогда не случалось! Да, не всегда нам сладко приходилось… Но мы, берлинцы, народ упорный, как говорит моя мать.
