Вскоре нам опять понадобились деньги, и мы снова отправились на разбой. Но на этот раз мы попались. Продавец газет увидел нас из своего киоска и хотел задержать.
— Эй, ты! Ты ведь только что стащил лампочку в трамвае!
Мы бросились бежать, но я на бегу растерял мои книжки со школьной печатью. Не надо много ума, чтобы сообразить, что случилось потом. Газетчик получил от «Общества охраны порядка» вознаграждение за охрану народного имущества. А мы?.. Мне ещё и теперь снится в страшных снах, как мы тогда стояли перед директором Гермесом. Он весьма дружелюбно спросил нас, зачем мы это сделали. Конечно, чтобы доставить радость нашим родителям? Как они радовались, это вы сами можете представить. Мне было так стыдно перед матерью, что я только вечером приплёлся домой. Ко всем несчастьям, на лестнице было темно, потому что кто-то опять вывернул лампочки и, наверное, продал. Весь дом ругал этих воров, а я должен был рассказать матери, что её сынок Пауль и сам из таких. Когда кто-то вскоре вывернул лампочки у нас в школе, мы бродили по коридорам, как побитые щенки. Мы думали: теперь все считают, что это мы. Но наши старшеклассники нашли воров. Это были взрослые.
Я вообще теперь часто вижу во сне то время — как мы тогда голодали, мёрзли, играли в развалинах. И каким вкусным показался нам первый горячий завтрак в школе! Мы проглотили его мигом. Это была манная каша с мармеладом! И как мне жали тогда ботинки, потому что стали малы, а новых всё не было и не было…
А ещё я вижу во сне пещеру, в которой мы открыли тайну. Тайну о грабеже. Рассказать про это? Ну ладно.
Это было, когда бациллы воровства так и Кишели в воздухе и заражали нас, детей. Вот сейчас можно спокойно оставить на парте бутерброд, или яблоко, или кусок пирога, или ручку — никому и в голову не придёт прикарманить.
А тогда… Отвернёшься на минутку — и нет! Фокус-покус! Теперь-то я знаю, откуда это взялось. Война и нужда делают людей хуже, отравляют всю жизнь. И дети тоже учатся плохому. Но когда на земле мир, и люди спокойно работают, и у них есть всё, что необходимо для жизни, они становятся и радостней, и добрее. И дети тоже. И никто не огрызается. А как тогда было? Все огрызались! Я не про детей говорю. Дети часто и огрызаются, и орут. Я про взрослых.
Не помню, кто первый это открыл. Кажется, Боксёр. Если купишь за двадцать пфеннигов билет на трамвай или на метро, то можешь часами кататься по всему Берлину. Сколько влезет! А что ещё мы могли тогда купить?
