Ситуация с отношением к Маркусу гораздо хуже, чем я думал. По наивности полагал, что священники всюду проповедуют о Багровой Звезде как о карающем мече Господа, потому, дескать, нужно принять со всем смирением. Даже зарываться в глубокие пещеры — не спасение, земля сдвинется и всех засыплет, смерть их будет мучительной, в отличие от тех, кто примет ее покорно наверху и сразу войдет в рай.
На поверхность если и выберется из зарывшихся кто, то это будут единицы, жизнь их будет тяжела и поневоле полна греха.
Оказалось, судя по собранной Альбрехтом информации, все оказалось гораздо хуже. Священники даже не упоминают о Маркусе, народу это не нужно и совсем не интересно. Маркус для них — это как наступление зимы, только такой, когда все погибнут. Барахтаться начали бы, если бы Маркус давал шанс спастись проклятому соседу, тогда да, это невыносимо, надо бороться, но когда погибнут все люди на свете… то чего противиться?
Даже из числа священников практически все останутся на поверхности, в пещеры поглубже будут уходить совсем уж еретики…
Я стоял над картой, задумавшись, мысли бродят хаотичные. Борьба моя абсолютно безнадежна. Я не очень-то верю в одиночек, спасающих мир, да еще вопреки этому тупому и неблагодарному миру, а в себя то верю, то не верю, я же творческая натура, идет на барабаны моя шкура, весь из себя амбивалентный, даже и сам не знаю, что вот сейчас выкину и что придумаю…
В камине весело потрескивают березовые поленья, смолистый запах приятно щекочет ноздри, свет по всей комнате, еще и от двух факелов в железных держаках по обе стороны двери.
Зигфрид, чуть приоткрыв двери, просунул голову в кабинет.
— Ваше высочество, к вам епископ.
— Геллерий? — спросил я.
Он помотал головой.
— Нет, тот далеко в зимнем лагере.
— А кто?
— Местный…
Я сказал с удивлением:
— Пропусти.
Порог переступил человек в рясе золотистого цвета с пурпурной лентой внизу, такого цвета рясы только у кардиналов, правда целиком, а не одни ленты, достаточно полный, хоть ряса и скрывает фигуру, но выдает круглое и с пухлыми щеками лицо.
Чисто выбрит, сдержан, поклонился со второго шага и замер.
— Ваше преосвященство, — обратился я к нему, — чем могу быть полезен?
Он позволил себе улыбнуться.
— Я епископ Дециллианий. При Мунтвиге был в изгнании.
— Рад буду помочь, — ответил я с настороженностью.
Он покачал головой.
— Мне ничем, да и не нужно. Правители должны помогать всем людям, не делая между ними различий. Чем выше поднимается человек, тем люди внизу мельче.
