– Как, кузен, и вы среди бунтовщиков?
– Бунтовщик, может быть, – ответил Захар, – кузен – никогда.
Во время следствия Захар вел себя смело, порой вызывающе. Своих единомышленников он обвинял в пассивности и критиковал их действия 14 декабря. По его мнению сначала надо было «увериться в артиллерии и поставить ее против Зимнего Дворца, дать несколько залпов ядрами, гранитами или картечью и тогда дело приняло бы совершенно другой образ». Трудно судить насколько эти слова соответствовали бы его поступкам, окажись он на Сенатской площади, но решительность, сила воли и последовательность поведения Захара говорили о том, что именно таких руководителей не хватало восставшим.
Захар Чернышёв
Между тем следствие шло своим чередом и Александр Иванович всячески пытался запутать Захара своими вопросами, а декабрист настолько презирал новоявленного кузена, что не считал нужным скрывать свои чувства. Как всегда в поединке подлости и благородства победила подлость: Захара приговорили к 4 годам каторги и пожизненному поселению. О неблаговидном поведении Александра Ивановича говорил весь Петербург. Даже старуха Голицына, известная своими крепостническими взглядами, высказала презрение ловкому царедворцу. Она устраивала приемы, на которые приходили все представители высшего света, включая и царя. Особенно важно было ее покровительство для людей, желавших сделать карьеру. Быть обласканным влиятельной княгиней – значило получить хорошую рекомендацию. Однажды к ней привели и А.И.Чернышева, которого представили как человека, пользующегося расположением нового императора. Своенравная княгиня демонстративно отвернулась и во всеуслышание заявила:
– Я знаю только одного Чернышева, того который в Сибири.
Захар приходился ей внучатым племянником и она, вероятно, ходатайствовала за него перед Николаем I.
После года каторжных работ Захара отправили на поселение в Якутск. Родные всячески помогали ему, а сестры считали его героем, борцом за счастье Родины и жертвой самодержавия. Они почти не появлялись в высшем свете, к которому принадлежали по рождению. Старшая – Софья писала брату из Москвы: «Император здесь уже 5 дней и весь город в волнении по случаю его приезда. Ты, конечно, понимаешь, что мы не бываем ни на одном празднестве, которое устраивают в его честь. Желание развлекаться у нас пропало навсегда, мы достаточно настрадались за последнее время, чтобы получить полное отвращение к свету, ко всем его прелестям и иллюзиям».
