По мере того, как развивалось следствие, имя Лунина упоминалось всё чаще, но прямых улик против него не было. А Николаю I очень хотелось обнаружить преступников в ближайшем окружении брата. Тем самым он мог бы скомпрометировать Константина. И вот по указу царя военный министр сообщил великому князю, что "Его Императорское Величество повелеть соизволил… о подполковнике Лунине Вашему Императорскому Высочеству на благоусмотрение”.
В переводе с казуистического языка на русский это означало указ об аресте. Но Константин “благоусмотрел”, что выгоднее Лунина оставить на свободе, а еще лучше дать ему шанс уехать за границу. Он предупредил Михаила Сергеевича об опасной настойчивости царя. Лунин спокойно выслушал предостережение своего покровителя и, подумав, сказал:
– Когда меня арестуют, я уже не волен буду передвигаться свободно, поэтому покорнейше прошу ваше высочество разрешить мне поохотиться на медведей, а я даю честное слово, что вернусь через три дня.
– Езжай, – ответил Константин, глядя ему в глаза, – желаю тебе удачной охоты.
– Пожелайте еще и благополучного возвращения.
– Желаю, – нехотя сказал Константин.
Михаил Сергеевич холодно улыбнулся и, быстро собравшись, уехал испытывать свои силы. Увидев это, один из адъютантов Великого Князя сказал ему, что Лунин сбежит.
– Нет, – с сожалением возразил Константин, – если он дал честное слово, то непременно его выполнит.
Придя к себе, Константин долго ходил из угла в угол. Мысли его мешались, но он заставил себя сосредоточиться и сел за стол. Надо было отвечать Николаю, причем сделать это так, чтобы не только оправдать свое хорошее отношение к Лунину, но и поддеть царя.
Задача была нелегкая и прежде, чем достойно выполнить ее Константин извел кипы бумаги. Он писал, зачеркивал, иногда в гневе рвал черновики и ломал перья. Но, наконец, послание было готово и, перечитывая его, великий князь самодовольно покрякивал. Как же! Он соглашался, что подполковника Лунина надо допросить и утверждал, что сделает это “точно таким порядком, каким Государю Императору благоугодно было высочайше повелеть опросить полковников И. Долгорукова и И. Шипова, то есть через вопросные пункты”.
Это была хорошая шпилька в адрес младшего брата. Ведь Долгоруков и Шипов были членами Союза Благоденствия. Для них не следовало делать исключения, хотя они давно отошли от участия в делах организации, а в критический момент доказали Николаю I свою преданность. Император свел их допрос к пустой формальности, а все порочащие их материалы велено было “высочайше оставить без внимания”.
