— Мисс Роквит — мой старый друг, — проговорил Ник ледяным тоном.
— Но хорошо сохранившийся, — небрежно бросила она.
— Вы всегда говорите так резко о людях, которых почти не знаете? — спросил он с опасным спокойствием.
— Конечно, — парировала Дороти.
К ее удивлению, Ник от души расхохотался.
— Вас часто шлепали в детстве?
— Много раз, мистер Моблейн, но вы, вероятно, считаете, что недостаточно.
— Вы правы! — засвидетельствовал он.
Машина резко свернула с шоссе, и Дороти встрепенулась.
— Куда мы едем?
— «Акация» подождет. Навестим «Гринвичский бочонок». Знаете? Классный ночной бар!
Дороти задохнулась от возмущения.
— Я не хочу! Какого черта?
— Тогда не пейте. Просто полюбуетесь на меня. Это не важно. Я хочу вам сказать пару слов.
— А нельзя поговорить по дороге в Истхэм?
— За рулем не слишком удобно изливать душу. Кстати, вы умеете водить машину?
— Да, папа учил меня… — Дороти бросила на него подозрительный взгляд. — А что?
— Может пригодиться в самое ближайшее время, мисс… дипломированный библиотекарь! А сейчас мы выпьем за новый этап в вашей жизни!
«Гринвичский бочонок» действительно оказался фешенебельным заведением. Каждый из его многочисленных залов отличался своим неповторимым комфортом.
Ник провел девушку в отдельный кабинет, оформленный искусными дизайнерами под домашнюю гостиную во вкусе непритязательных провинциальных буржуа начала века.
В очаг была встроена изразцовая печь, излучавшая приятное тепло. На корзине с дровами спал огромный рыжий кот. За стеной слышался мелодичный звон посуды и приглушенный смех.
— Какая прелесть! — Дороти с улыбкой рассматривала подборку граммофонных пластинок. — Вы умеете танцевать аргентинское танго?
— На трезвую голову — нет. Что будем пить?
— Мне только тоник, — поспешно сказала Дороти.
— Вот как… Оригинальное решение.
Ник вышел, плотно притворив за собой дверь.
Что бы все это могло означать? Неужели он ведет дьявольскую игру, ловко прикидываясь, что ничего не помнит? Дороти успела сто раз пожалеть о своей неисправимой доверчивости, когда лукавый искуситель вернулся с тоником и гигантской пивной кружкой из старинного серебра.
— Вы не очень-то высокого мнения о хроническом алкоголике, не так ли? — начал он, вальяжно развалившись в кресле.
— Я не понимаю, что вы имеете в виду.
— Ах, оставьте, трезвенница. Вы носите враждебность ко мне, как стальную броню. Но я это переживу, потому что люблю свою дочурку больше всего на свете. — Он протянул Дороти бокал с тоником.
