Обычно новенькие приезжали с желанием подчинения, но, как говорил Великий Зам, — простого подчинения, автоматического, а это немногого стоит. Контроль над собой, желание послушания надо было быстро и естественно повернуть на прямо противоположное настроение, на желание борьбы с окружающим миром (смелый ход Великого Зама).
Для этого жизнь должна была мешать, унижать — и предлагалась однообразная работа, тишина, одиночество и ощущение замкнутого круга, внутри которого можно было ходить свободно, иронизировать, говорить о свободе. Вот в этом и было главное его открытие: человек сам строил себе тюрьму, круглую, крепкую, ярко освещённую тюрьму, и, оказавшись в ней, поначалу счастлив был, даже облегчение испытывал, что вот, посмотрите, построил всё-таки, вот чем моя борьба увенчалась — я крепость построил. Теперь могу расслабиться и поиронизировать.
Больше всего Великий Зам любил новеньких именно в таком состоянии — они независимо, отчуждено поглядывали на него, все приказы выполнялись медленно, с ленцой, плохо, уже и огонёк иронии в глазах поблёскивал, и он уже сам просил, не приказывал, ожидая.
Но они не понимали, что уже шли по лабиринту, ведь ирония была не для того, чтобы жить на этой пустой земле, а для того, чтобы выжить. Смейтесь, смейтесь, ходите по своей пустыне, огороженной металлическим забором, скоро ваша ирония обернётся против вас самих, так вы и до желания самоуничтожения доберётесь, осознав бессмысленность смеха в пустоте!
Но этого было ещё так ничтожно мало для Великого Зама, эта мысль молодого человека о самоуничтожении, ненависть к окружающему миру. Он ждал, когда сознание их дойдёт до одной простенькой мысли — до страха: сначала страха перед собой, ненавидящим, беснующимся, высмеивающим, а потом страха разоблачения своей ожесточившейся, даже омертвевшей души.
Это ведь третье главное слово, которое новенькие шепчут, после всех «слушаюсь», «бороться» они говорят «бояться».
К тому времени каждый забывает, что давно один: месяц, второй, третий работает, но один, и окружающие, с которыми он то борется, то влюбляется в них, то боится, — это только он сам.
И тут Великий Зам ему ещё один сюрприз преподносит, можно сказать, лично появляется в игре: вдруг всё в глазах новенького начинает тускнеть, комната, люди, буквально — мало света. Это физиологическое неудобство он переносит на своё сознание, думает, не потерял ли рассудок, и плохо натёртые металлические предметы, тусклые лампы для него вдруг — символы угасания.
