Жизнь её в родном посёлке была отягощена постоянным чувством вины: сначала перед матерью, потом перед другими людьми за то, что они с матерью из «бывших».
Анна Сергеевна долго не сознавала, что это чужая вина, зачем-то принятая ею.
Мать её после бегства мужа демонстрировала посёлку свою печаль и своё величие, но более всего жила презрением, что привело её душу сначала к опустошению, потом к унизительной покорности жизни.
Анна Сергеевна любила мать нерассуждающей любовью и всегда оставалась возле неё, хотя и завидовала втайне поселковой комсомолии.
Взрослой девушкой, желая искупить мучающую её вину (и опять не понимая, что это чужая вина), поступила работать в больницу, выучилась на акушерку.
Жизнь её прошла в заботе о других людях. Она не знала любви к мужчине и до сих пор со стыдливостью думала о такой любви, что не мешало ей ловко принимать роды.
Сейчас она размышляла, будут ли любить её родственники и как встретят.
Тёмное окно, неровно покрытое отсветами электрической лампы, было прямо напротив неё. Вдруг световые пятна в левом углу его ожили, в них проступило чьё-то лицо, потом незапертая дверь, ведущая на узкое крыльцо, отворилась. Минская увидела женщину.
— Что тебе надо? — спросила Анна Сергеевна, не узнавая её.
Женщина подошла ближе. В её наклонённой вперёд фигуре, в умоляющих о чем-то глазах было столько унижения, что Минская испугалась. Оттого она не сразу вспомнила и узнала Маргариту Львовну.
— Анна Сергеевна, — слабым голосом сказала пришедшая. — Здравствуйте.
Минская не двигалась и молча глядела на гостью.
— Анна Сергеевна, дорогая, мне жалко будет расставаться с вами, — повторила Маргарита Львовна с нарочитой горестью.
Она стояла уже близко у кресла, и фигурка её в длинном пальто с круглыми пуговицами казалась Анне Сергеевне жалкой.
«Отчего она так унижается?» — подумала Минская, испытывая неприятное сейчас чувство жалости к гостье.
— Анна Сергеевна, у меня дочь, — торопливо продолжала гостья, — Анна Сергеевна, миленькая…
Глаза Маргариты Львовны блестели. Мысль о том, что от теперешнего разговора зависит её жизнь, удесятеряла силы и вдохновение.
Страх недополучить чего-нибудь от жизни давно уже владел ею и делал несчастной.
Минская сочувственно смотрела на неё. Она мало знала Кирину, но считала её доброй женщиной.
«Чем я могу помочь ей?» — думала Анна Сергеевна.
— Дорогая Анна Сергеевна, ну зачем они вам одной? — воскликнула Кирина после долгой паузы, — зачем вам такие деньги? — Лицо её покрылось потом, губы дрожали.
