Черный престол | страница 43
— Он — это кто?
— Не знаю, ярл. Клянусь кровью отца!
— Узнай, — посоветовал ярл. — И этот вот, дружок Ильмана Карася... Он что, тоже без имени?
— Нет, ну этого я хотя бы видел. Раза два, правда. Смуглый, голова, как бубен, сам тощий, но жилистый, сильный, хотя на вид — мозгляк мозгляком. Да его так и кличут — Истома Мозгляк.
— Что?! — переглянувшись, разом воскликнули Хельги и до того сидевший молча Ирландец. — Что ж ты раньше о нем не рассказывал?
— Да он недавно и объявился, — пожал плечами Ярил. — Но Карасем крутит, как хочет, — а тот его слушается. Ну, пойду я, пожалуй, а то Карась меня хватится — где, мол?
— Иди. — Хельги махнул рукой. — К следующей встрече вызнай всё об Истоме Мозгляке. Всё, что сможешь, понял?
Зевота кивнул.
— Стой! — неожиданно крикнул Ирландец. Подбежал к застывшему на пороге парню, заглянул в глаза и неожиданно напомнил: — Ты говорил — очень странно то, что Харинтий Гусь не продал ромеям отроков, так?
— Ну, так.
— А почему это для тебя странно?
— Ну... — Зевота задумался, пощелкал пальцами, видно, не сразу сообразил, как лучше сказать. — Ведаете ль, Харинтий Гусь — ушлый, как леший. И тут вдруг отказывается от мзды. Ни с того ни с сего. Ведь отроков-то он, знамо дело, не на базаре купил — украл, похитил, с чего б от них побыстрей не избавиться, ведь у них поди и родичи есть, на худой конец — боярин, если те челядины аль холопи? А Харинтий, вишь, их не продал. Значит — кто-то может предложить больше. И куда как больше! Вот только кто — не знаю.
— Узнай, — коротко приказал Хельги, и Ярил Зевота покинул гостиный двор. В душе его давно уже поселился страх.
Нет, Ярил, ничуть не страшась, сразился бы с любым человеком, именно — с человеком, а не с колдуном, каковыми он, ничтоже сумняшеся, считал Хельги... и того неизвестного, что приказывал Истоме и Карасю.
Лето выдалось сухое, жаркое, стоял уже июль — червень, или страдник, — вокруг Киева колосились поля, а тихими вечерами девки с Подола выходили смотреть на месяц — казалось, будто он, прячась за облака, меняет цвет с золотистого на серебряный, словно бы играет, а это хорошая примета, недаром говорят — «месяц играет — урожай обещает». Весь день, с раннего утра, крестьяне и свободные — «люди», и почти свободные — смерды, и попавшие в боярскую кабалу — закупы и рядовичи, работали в поле. Работали все — и мужики, и бабы, а как же, ведь в страдник на дворе пусто, да в поле густо, а известно, что в это время не топор да охота мужика кормят, а работа. То и про баб сказано — «плясала бы баба, плясала, да макушка лета настала». Ну да попляшут еще, потешатся, Перунов день впереди, а за три дня до него молились о дожде.