А поиски неожиданно оказались сложными. Оба князя, а также дружина вели образ жизни замкнутой корпорации, к тому же частенько находились вне Киева, объезжая подвластные племена, — попробуй пробейся! Как считал Хельги, друид должен быть рядом с князьями — уж не среди простонародья же его искать! — скорее всего, в старшей дружине, какой-нибудь боярин типа вот этого бельмастого Греттира, как выяснилось, старого знакомого Снорри. Через Греттира можно было бы попытаться пробиться в дружину, хотя бы даже не самому Хельги, подошел бы и Снорри — друид не очень хорошо его знал, да если и знал когда-то, так позабыл уже наверняка. Потом следовало вычислить и друида — по темным делам, по глазам, по жертвам. А затем уж...
— Я сражусь с ним, — твердо глядя в глаза собеседнику, отвечал на этот вопрос Хельги. — И Черному друиду придет конец.
Ярл помнил, еще со времен Тары, священной столицы Ирландии, что друид Форгайл не имеет над ним никакой колдовской власти, как над другими. И всегда помнил обращенные к нему слова Магн дуль Бресал, женщины-жрицы:
— Ты — тот, кто может...
Хельги даже не сомневался, что может.
Может уничтожить друида, остановить его, не допустить кровавой власти древних богов. Ярл также знал что обычный человек остановить друида не сможет, но он-то, Хельги из рода Сигурда, вовсе не был обычным, он с каждым разом всё больше чувствовал в себе другого человека. Человека из ниоткуда. Именно это имела в виду Магн, когда говорила: «Ты можешь!» И Хельги-ярл верил ей, как верил себе... и человеку ниоткуда. Словно бы он, этот человек ниоткуда, жил в нем...
Странно, но Хельги не чувствовал никакого раздвоения личности. Может, они с Тем были духовно близки, а может... Хельги знал, что его разум оставался его разумом, разумом молодого норманнского ярла, но вот что касалось души... А ведь это она влияла на разум, объявляясь в трудные минуты, под грохот и вой! И всегда — с пользой для него. Хельги чувствовал, что живет и поступает не так, как все, не так, как нужно роду, не так, как угодно судьбе, а так, как считает нужным сам. Чужое присутствие въелось в ярла настолько, что он уже начал ощущать себя не членом рода, не частью дружины, а самим собой, личностью, действующей по своей собственной воле. Так никто и никогда не ощущал себя в это время! Любой из живущих — от последнего раба до ярла, конунга, князя — был только лишь одним из. А Хельги — нет! Он действовал без оглядки на обычаи и людскую молву. Хорошо ли это было, нет ли — знали пока только боги, и только по-настоящему близкие к ярлу люди — Ирландец, Никифор, Снорри — с удивлением и страхом замечали это.
