— В древлянскую землю?
— Не к древлянам, к радимичам.
— Как — к радимичам?
— Сам смотри, милостивец.
Ярил Зевота снял с плеч небольшую котомку и, развязав ее, вывалил на стол все свои драгоценности. Видимо, парень всерьез опасался за свою жизнь и в самом деле намеревался бежать из Киева куда глаза глядят, и только кусок его волос, оставшийся у варяжского ярла, удерживал Зевоту от этого шага. В котомке он хранил несколько серебряных монет-дирхемов, пару медных браслетов и женские украшения, в основном височные кольца, по большей частью медные, но изредка попадались и серебряные, и даже кое-где тускло блестело золото.
— Вишь, боярин, колечки? — Ярил любовно погладил драгоценности. — Вот это — древлянские, их мне Харинтий Гусь еще в изоке-месяце в зернь проиграл. А вот этими недавно, как приехал, расплатился, старый должок отдал. Чуешь разницу?
Хельги с Ирландцем внимательно осмотрели протянутое агентом кольцо. Оно и вправду отличалось от древлянских, асимметричное, размером побольше, с семью вытянутыми лучиками.
— Радимичи такие кольца носят и, похожие, вятичи, — важно заявил Зевота. — Это я от купцов достоверно знаю. А Харинтий таится, не говорит, где был, видно, строго-настрого ему молчать наказано. Но, по кольцам судя, ясно — у радимичей он делишки свои обделывал, больше негде!
— А вятичи?
— До вятичей далеко слишком. Да и у колец их лучи толще. Целые лопасти, ровно весла. Здесь — разве такие?
Хельги широко улыбнулся.
— А ты умный парень, Ярил Зевота! — хлопнул агента по плечу. Потом взглянул на Ирландца: — И он еще хотел отказаться от службы? На! Пополни свою котомку.
Вытащив из калиты на поясе дирхем, он швырнул его парню. Тот поймал монету на лету, попробовав на зуб, с благодарностью поклонился. Подумал — а может, и в самом деле не бежать никуда, выждать немного? Где он еще столько заработает?
— Так что там у тебя с Ильманом Карасем? — спросил ярл. — Он что, обо всём догадался?
— Еще нет, но может. — Ярил опустил плечи. Вообще, он не очень-то хорошо выглядел сейчас: взгляд какой-то затравленный, волосы спутанные, давно не мытые, лезущие на глаза, припухшие, в кровоточащих трещинках, губы, которые время от времени Ярил облизывал языком. — Недавно Мечислав выспрашивал, к какой это зазнобе я хожу вечерами, вроде бы и в шутку выспрашивал, а смотрел серьезно... Это его Ильман подучил спросить, не зря он по корчме шастал. Недобрые у меня предчувствия, боярин, ох, недобрые.
— Значит, так, — пошептавшись с Ирландцем, произнес ярл. — Сюда, на постоялый двор, больше не ходи. Будем встречаться... Где ты обычно шатаешься?
