– Я показывала рисунки консультантам Алекса, но они не обратили на них внимания.
Я подняла голову.
– Вы спрашивали Алекса, почему он их нарисовал?
– Он вроде бы и сам не понимал, как так вышло.
– Но речь шла о трагедии «Титаника»…
Я вновь всмотрелась в рисунки, перебирая в памяти подробности моих разговоров с Алексом. Он, наверное, видел заголовки в газетах. Тогда становилось понятным, откуда взялось имя Руэн.
– А каким Алекс был учеником?
Карен подняла руку, чтобы пригладить густые волосы.
– Вежливым, спокойным. Более способным, чем большинство. Ни с кем не дружил… Мне становилось грустно, когда только его не приглашали к кому-то на день рождения… Но такое случается, знаете ли. Думаю, именно его изоляция служила причиной злости.
– Злости?
Карен кивнула, хотя я почувствовала, что об этом она говорит с неохотой.
– Да… иногда у него случались… вспышки ярости, они заканчивались потоком слез.
Я вспомнила эпизод, о котором читала в записях консультанта.
– Алекс ударил вас?
Она вздохнула.
– Он бросился на меня, со всей силы ударил в грудь кулаком. Думаю, это потрясло его даже больше, чем меня. Однако я сообщила об этом консультанту, который тогда вел Алекса. Он день ото дня становился более взвинченным, и я думала, что это в его интересах…
– Он когда-нибудь бил другого ученика?
Карен покачала головой.
– Он так и не объяснил, почему разозлился. Это была истерика, даже хуже. Ругань, крики, угрозы.
– Угрозы?
– Да. Мне, другим детям. Но это были… если можно так сказать, слепые угрозы. Словно Алекс не видел, кто находится рядом. Не узнавал ни меня, ни одноклассников. Забыл, кто мы. Эта вспышка опустошила его, потом Алекс был сам не свой. Когда я рассказала о случившемся его матери, она вроде бы огорчилась, но не предложила никаких объяснений. – Карен вздохнула. – В школе наши возможности ограничены. Основа закладывается дома, в семье, что в некоторых случаях очень прискорбно.
Записав все, что хотела, я поблагодарила ее и уже собралась защелкнуть брифкейс. Она снова сняла очки, сощурилась от света.
– Он неплохой мальчик. Алекс написал мне короткую записку после того, как ударил меня.
– Она у вас?
– Разумеется. Дома. Я сохранила ее, как поступаю со всем, что дают мне дети. Алекс нарисовал меня, большими буквами написал «ИЗВИНИТЕ», изобразил поцелуи и объятия. Не каждый ребенок на такое способен.
Я улыбнулась и задалась вопросом: почему в моих записях об Алексе нет ничего об этом рисунке.
– Карен, вы учили Алекса несколько лет. Когда, по-вашему, его поведение изменилось?
