Чайник трясется от нагрева. В голове звучит голос Поппи: «Это как дыра, мама. Дыра вместо души». Красный рычажок щелкает. Я думаю о лежащей в клинике Синди, ее усталом, исхудалом лице, на котором читается изнеможение женщины, прожившей в три раза больше нее, слышу ее признание, что она недостаточно хороша для Алекса. Записываю, что Алекс пытается понять свою темную сторону и скорее всего матери тоже. Записываю, что надо получше разобраться с аспектами стыда и вины в его характере, как я могу помочь ему понять, что для любого человека это естественно. Мне следует научить его справляться с ними, когда они вызывают ярость и потенциально могут привести к причинению вреда себе, а также другим. Я должна объяснить, почему его мать хватается за таблетки и лезвия всякий раз, когда черное облако застилает ей разум.
Я смотрю на свои записи. В раскрытом учебнике обвожу две строки милтоновского «Потерянного рая», не потому что они проливают свет на состояние Алекса. Причина в ином: они окутывают меня сокрушающим чувством дежавю:
У разума свое пространство, и в себе
Из рая создает он ад, из ада – рай.
Я постукиваю карандашом по столу, пытаясь вспомнить, где сталкивалась с этой цитатой, почему она выглядит такой знакомой, и тут все возвращается. Книгу мне подарила коллега. Начался первый год моей специализации по детской психологии, когда вопросы, связанные с поведением Поппи, постоянно роились в голове, а естественная материнская забота о благополучии своего ребенка обернулась для меня задачей, достойной супергероини: превратить ад Поппи в рай. Не получилось.
Но это не означает, что не могло получиться, напомнила я себе. Ад, в котором живут психически больные, можно, образно говоря, переместить, если не переделать. Ад – не лечить человека (или лечить неправильно), оставлять разум уходить в себя без надлежащего вмешательства. Мои мысли возвращаются к Алексу. Майкл хочет, чтобы я написала отчет, на основании которого Синди и ее сын получат семейную поддержку, какую имели полное право получать уже многие годы: психиатрическая помощь, лучшее жилье, социальные льготы. Но что-то не дает мне покоя. Голос Поппи в моей голове повторяет слова Алекса о Руэне: «Он плохой Алекс».
В досье Майкла прочитывался намек на биполярность Алекса, но я в этом не уверена. Глубоко вздохнув, я пишу «Шизофрения?» над моими записями. В большинстве случаев подобный диагноз вычеркивается с самого начала, потому что юношеская шизофрения встречается только у одного из миллиона детей моложе двенадцати лет. Некоторые психические расстройства могут быть следствием физического или сексуального насилия. Мне надо еще расспросить Алекса об отце и других родственниках, игравших существенную роль в его жизни. Были ли у матери любовники, общались ли они с Алексом? Очень часто матери, оказавшиеся в аналогичном положении, как Синди, оставляют любовников сидеть с детьми. Это тот самый случай? Вероятность насилия я собиралась изучить прежде всего, но предстояло исследовать и историю депрессии Синди, и влияние ее депрессии на Алекса, что гораздо сложнее.
