В городе Сочи темные ночи | страница 61



— И чего ты пришел? — спросила Вера.

— Страшно стало…

Она помолчала, потом спросила:

— Ты любишь меня?

Сергей не ответил. Вздохнул только.


Николай Семенович курил.

Почему-то вспомнилась мать. Молодая, с грудным братом на руках. Стоит на берегу и улыбается. А он — маленький, года четыре — бежит к ней по песку Волны щекочут босые пятки, ноги вязнут и песке, бежать трудно. Солнце слепит. Вдруг кто-то сзади подхватил, поднял его. Он не видит, что это отец, но чувствует, что это он. Смеется… и так спокойно ему, хорошо… И мать все ближе, ближе…

Он редко вспоминал мать. Да и вообще редко думал про свою жизнь. И вспоминать особенно нечего было.

Вера очень стала похожа на его мать. Первый раз это пришло в голову…

Мать умерла, когда ему было пятнадцать лет. Через три года умер отец, и он остался с тремя братьями, младшему было десять лет… Больше всего он боялся, что они сядут. Сплошь и рядом соседские парни из Новоселовки садились за хулиганство, воровство, убийство по пьянке. Кто на восемь, кто на десять лет, а кого-то искал уголовный розыск. Братья уцелели. Это была его заслуга. Все стали людьми…

Дом в Новоселовке… Его строил отец… Хороший каменный дом. И сейчас стоит. Квартира эта не очень-то и нужна была. Рита жаловалась — водопровода нет… Огород зато какой был! И цветы до пояса…

Мать Риты, толстая суровая старуха, проработавшая всю жизнь на кирпичном заводе, сажала Виктора во дворе на эмалированный горшок. Сын не торопился вставать, он воображал себя шофером и, отталкиваясь ногами, урча и бибикая, объезжал на горшке весь двор по нескольку раз…

Рита молодая… Он впервые увидел ее в трамвае. Румяная девушка с подружками. Смеялась громче всех. Он заметил, что, глядя на нее, сам улыбается.


Николай Семенович последний раз затянулся, выпустил дым и погасил папиросу… Пора уже ложиться.

Вдруг страшная боль пронзила грудь. Он замер, не в силах пошевелиться. Подождал, может, утихнет… Уже пару раз так было, и ничего… Сейчас пройдет…

Боль не проходила, а сдавливала, сдавливала его. Опять подступила тошнота. Зашумело в ушах, голова закружилась…

— Витя! — простонал он, чувствуя, что теряет равновесие.

В глазах зарябило, как от яркого солнц. Чудилось ему, что он бежит по берегу, увязая в песке. Плещет море. Вера стоит, улыбается, машет ему рукой. А он бежит, бежит к ней… И опять сзади кто-то невидимый подхватывает его, поднимает…

— Вера! — позвал он чуть слышно.

Боль отходила, стало легко. Он чувствовал, что летит куда-то…