Пока мы говорили, Фимка крутил головой то на меня, то на него, потом тяжело вздохнул и заявил:
— Ну, третий, как говорится, лишний. Я надеюсь, вы и без меня тут прекрасно поворкуете, тем более на таком труднодоступном для меня языке. Я как-то привык в своих материалах попроще выражаться, чтобы понятно было абсолютно всем…
Вылезая из вездехода, он поманил меня пальцем и, когда я высунула голову наружу, сказал извиняющимся шепотом:
— Оля, я ни черта не понял, что он там мне объяснял! Потому и приволок с собой. Он, знаешь, кто? Сотрудник какой-то хитрой лаборатории во Владивостоке, они как раз прогнозами занимаются. Его наблюдателем сюда послали…
— Слушай, Фима, — перебила я его. — Кто это тебя арестовать хотел? Только давай без всякой пурги, я же понимаю, что тебя очкарик у майора отбил, а не наоборот, как ты сказал…
— Да я — ничего… — пробормотал смущенный Ефим. — Я откуда знаю, кто это такой. Он мне документы не показывал. Рожа не русская какая-то — то ли казах, то ли киргиз, черт его знает!
«Рожа нерусская должна и фамилию иметь нерусскую, — подумала я, — например, Турсунов, майор то ли ФСБ, то ли вообще диверсант из группы Конкурента. Час от часу не легче. Он меня по пятам преследует. Или, наоборот, — опередить хочет. Вот бы Фима перетрусил, если бы узнал, что его чуть ФСБ не арестовала… Пожалуй, еще не поверил бы, да и правильно, в сущности, сделал бы. Я тоже не верю, что этот Турсунов и в самом деле из ФСБ».
— Ладно, — пожалела я его. — Наверняка придурок какой-нибудь наехал! Просто ты ему под руку попался. Ерунда. Я могу подсказать тебе кое-что для материала в газету.
По Фимкиным глазам я увидела, что он тут же сделал собачью стойку.
— Только что на заставу привезли одного из охотников, унесенных в океан. Его подобрал авианосец «Стремительный». Сейчас у врачей на заставе, они над ним колдуют. Говорить, правда, пока не может почему-то…
Последнюю фразу я договаривала в пустоту — Фимка уже несся к ближайшей машине. Я усмехнулась и нырнула в вездеход.
— Извините, Семен Михайлович, — бросила очкастому геофизику. — Я в вашем полном распоряжении.
— Знаете, — сказал он вдруг, — я не люблю двусмысленностей. Оттого, возможно, и выражаюсь наукообразно. Но это затем, чтобы мои слова нельзя было истолковать иначе, чем в соответствии с тем смыслом, который я в них вкладываю.
Я чуть не покраснела, сообразив, на что он намекает. Мою последнюю фразу и в самом деле можно было истолковать по-другому. Но какое для этого нужно иметь буйное воображение! Вместо того чтобы покраснеть, я разозлилась.
