Но собак я люблю и уважаю. Может быть, потому, что они не способны на предательство, в отличие от мужчин.
…Я побродила по выставочному залу севкиной галереи, рассматривая медведей, лосей, кошек, ящериц, горных козлов, тигров, сайгаков, змей и даже пауков. Как нарочно, не было ни одной картины с изображением собаки!
Спросив у дежурного продавца-искусствоведа, у себя ли Всеволод Моисеевич, я поднялась на второй этаж и без стука вошла в мастерскую. Севка никогда не обижался, когда я приходила без звонка и входила без стука — он всегда рад был отдохнуть от своих творческих мучений.
— Оленька! Ты, как всегда, в самый нужный момент! — воскликнул Севка, обернувшись на звук моих шагов. — Мне отчаянно скучно, и я только что вспоминал о тебе, что-то ты долго не заходила. Забываешь потихоньку старого приятеля?
— Работа, Севыч! — развела я руками. — Только что вернулась из круиза по Каспийскому морю — Туркмения, Иран, Азербайджан…
— Отдыхала? — спросил он, протягивая мне открытую бутылку «портера».
— Что-то вроде того, — ответила я, отхлебывая глоток из горлышка. Единственное, на что обижался добрейший Севка, — это когда отказывались поддержать компанию и выпить с ним пивка, хоть чисто символически. — Этнографией интересовалась, знаешь, персидские гаремы, азербайджанское красноречие… Коврик из Шемахи привезла с портретом их президента…
Севка посмотрел на меня недоверчиво. Ну не стану же я подробно рассказывать ему, как меня держали под домашним арестом в Иране на женской половине хозяина дома — лейтенанта иранской службы безопасности и как в Азербайджане приняли за любовницу нашего министра и подарили этот дурацкий огромный ковер с портретом ухмыляющегося президента Азербайджана!
— Я тоже решил портретами заняться, — сообщил мне Севка, предвкушая мое внимательное отношение к его бесплодным усилиям воскресить на бумаге живую природу. — Вспомнил, как я собачек рисовал.
Он поставил передо мной мольберт и один за другим начал ставить на него свои этюдные наброски. Я рассматривала их очень внимательно, старательно скрывая свои затруднения в определении видовой принадлежности изображаемых им животных. Севка тем временем болтал без умолку, чтобы скрыть свое смущение и естественное авторское волнение перед первым зрителем.
Я не особенно прислушивалась к его словам, но одна фраза привлекла мое внимание, и я начала вникать в смысл того, что он говорит.
— …поэтому идея с предсказаниями мне не особенно понравилась, — уловила я конец фразы, пропустив мимо ушей начало. — Что это он, в самом деле, какой-то Кассандрой представляется. И главное — непонятно совершенно, откуда он это все взял, все эти прогнозы? Очень неубедительно прозвучало.
