Почему ему не прикрыли рот? Ведь должны были. Глаза закрыли. Какая-то часть ее хотела закрыть их сама, но другая часть просто не смогла бы этого сделать. Что, если они вдруг снова распахнутся?
Он выглядит немного бледнее, чем обычно. Неудивительно, при таких обстоятельствах. Половину головы закрывает повязка. Белла думает, глядя на ее первозданную белизну, что повязка наложена просто для того, чтобы скрыть от близких развороченный череп.
Осиротелая. Вот кто она такая — осиротелая невеста. Люди будут смотреть на нее с жалостью, разговаривать с ней полушепотом. Будут смущаться, не знать, что сказать.
Кроме повязки да пары ссадин на лбу, Патрик выглядел совершенно нормально, как будто прилег, как он это часто делал, ненадолго вздремнуть. Быть может, если его потормошить, он вскочит и скажет: «Я не храпел». Как он всегда говорит. «Говорил», — поправила она сама себя.
Она снова переводит взгляд на цветы, проводит по махровому краешку гвоздики пальцем. Кто-то заботливо собрал этот букет, подрезал концы, обобрал нижние листья, постелил на стол салфетку и разгладил ладонью складки. Тот, кто это сделал, знал, что осиротевшие люди замечают каждую деталь и для них не существует мелочей.
Одна его рука лежит поверх чистой больничной простыни. Она хочет коснуться ее, дотянуться и пожать ее, но нужно ли это Патрику или ей, она не знает. Ей так хочется ощутить его тепло, ощутить его рукопожатие. Попробовать? Прикоснуться к нему, чтобы почувствовать холод, восковую гладкость, чтобы больше не оставалось сомнений.
Но она не в силах сделать это. Вместо этого она прикасается к другой его руке, надежно закрытой одеялом.
Когда она наконец выдавливает из себя слова, ее голос звучит как чужой. Грубым, срывающимся шепотом она произносит:
— Прости.
Входит Джозеф и встает за ней, как надежная скала. Он сжимает ее плечи:
— Побудешь с ним еще немного?
— Я не знаю. — Голова ее мелко вздрагивает.
— Пойдем, — обняв ее одной рукой, он поддерживает ее и себя, — выпьем чаю. Сиделка приготовила. Это придаст тебе сил.
— Как же я оставлю его здесь одного?
— Ничего. — Джозеф убирает ей волосы со лба и нежно, неуклюже вытирает ей щеки своим носовым платком. — Он уже не здесь.
Он ведет ее вон из комнаты, но она оборачивается на пороге и шепчет:
— Прощай.
— Уилл?
Тишина.
Она лизнула его в нос.
— Бу!
— Какая свинья! — Белла ущипнула его. — Ты меня так напугал.
— Ой, прости. Ой, больно же!
— Так тебе и надо. Больше так не делай. А твой чай я конфискую.
