Я развел огонь и обратился к Эдди:
— Если хочешь, мы можем готовить по очереди. Но отведавши мою стряпню, ты, наверное, на это не согласишься. Повар из меня никудышный.
— Что ж, давай поваром буду я. Но только мне тоже хочется пасти скотину, а сидя в хижине этому не выучишься.
— А ты хорошо готовишь медвежьи плюшки?
— В жизни о них не слыхал.
— Медвежьи плюшки — это пончики… пышки… жареные пирожки — называй, как знаешь.
— Парень, я приготовлю тебе такие пончики, каких ты сроду не пробовал.
Что ж, оставалось надеяться, что если меня и застрелят, то пончиков я все же отведаю.
Впрочем, я не питал ни малейших иллюзий относительно своей дальнейшей судьбы. Пока от жизни мне доставались одни лишь пинки. Так уж всегда получается — из последних сил идешь вперед, а за поворотом тебя поджидают все новые трудности. Спору нет, видал я и таких, с кем никогда ничего не приключается, но сам-то я не из их числа.
Как-то раз на Востоке мне довелось побывать в гостях у одной тамошней семьи. И вот хозяин дома — этакий лоснящийся толстяк, живущий с женой и детьми в собственном особняке, — так вот он мне и заявил, что завидует моей «бурной, полной опасностей жизни». Ну что я мог ему сказать? Я лишь посмотрел на него.
Знал бы он, каково на выпасе в промозглое утро выползать из-под одеяла, почти вслепую ковылять к кухонному фургону и, обжигаясь, глотать кипящий кофе, такой крепкий, что им хоть стены крась. Попробовал бы тот толстяк оседлать полудикого мустанга и, вооружившись задубевшей веревкой, заарканить бычка. Знал бы он, каково уработаться до полусмерти, в кромешной тьме доплестись до фургона, наскоро сжевать ужин, каким он не стал бы кормить и собаку, и наконец завернуться все в то же сырое одеяло.
Вот Эдди я мог понять. Ведь он цветной, а на Западе ему окажут лучший прием, чем где бы то ни было. Конечно, и тут можно наткнуться на спесивых глупцов, воображающих, что если человек иначе выглядит, то он и чувствует иначе, чем все. Но на пастбище о человеке судят не по внешности, а по его работе и умению справляться с трудностями.
Что же до меня, то я не собирался давать ему никаких поблажек. Если он сможет выполнять свою работу, — вот и славно. И тогда мне наплевать, как он выглядит, даже будь у него хоть две головы — если, конечно, вторая есть не просит. За время нашего знакомства я уже успел повидать его в деле, и он, признаться, мне понравился — парень прямой, гордый и сильный.
В тот день мы знакомились с окрестностями. Ездили туда-сюда, собрали небольшое стадо. По большей-то части нам придется отъезжать миль на двадцать от лагеря, а то и дальше. Но пока что мы только приглядывались — что к чему. По ходу дела я рассказывал Эдди, что значит быть ковбоем.
