- Ну уж нет, - молю я, - я же не встретил ещё нашу звезду.
- Это которую? Сейчас рассвет будет.
- Вот про неё и и говорю, про Солнце.
- Да? А она, что, тоже звезда?
- Кстати, за дни без тебя схожу в книжный, куплю там специально для тебя учебник астрономии.
- Ну уж нет, я со школьной-то был не в ладах, а ты мне - маггловскую премудрость. Они ж, магглы, в эфир летают, да вокруг Земли кружат в этих своих…
- Космических кораблях.
Солнце показывается всё ближе к востоку, ну да, ещё месяц и неделя, и вот оно - равноденствие, когда солнце взойдёт строго на востоке, как по маггловскому точному компасу.
Я слетаю с яблони и приближаюсь к Рему. Как вседа бесшумно, сзади потому, что он смотрит на солнце и, не успев встать на ноги, обхватываю его поперёк груди. Он, шутя, вырывается, мы возимся, как два шаловливых мальчишки, наконец, я нащупываю у него под пижамой выпуклость, размер которой меня сейчас вполне устраивает. А что, рассвет-то мы уж встретили, можно и под душ вдвоём.
… Наступает день полнолуния. Первым делом Линки застилает постель особым покрывалом, с которого ему легко будет очистить шерсть завтра, или когда мы останемся с ним вдвоём. Рем теперь, кажется, всю жизнь будет нервничать, да попросту поддаваться паническому ужасу перед летними полнолуниями. Как его довело до этого состояния не само полнолуние даже, а его «предвкушение» перед тем, страшным прошлогодним июльским, выпавшем на двадцать третье, ночь зачатия наследника. Это сказалось, в частности, в желании сожрать, именно сожрать, а не укусить, человека, тогда Рем был поистине страшен, так смотрел на меня. Но вот он - Рем, а где Хоуп, где даже наследник… Зря он так боится, ведь я его никогда за всю жизнь не брошу более одного в эти проклятые полнолуния, доколе сам жив буду - не брошу. Да и Аконитовое зелье я ему даю, с его же подсказки, за три дня до полной Луны, но паника, паника, посеянная тогда мною, с ней же не поборешься обычными доводами рассудка. На то она и паника - логикой с ней бороться нельзя. Можно только, как вот сейчас, когда Рем сидит передо мной на коленях, взять его голову и ласкать волосы, неторопливо проводить по таким любимым чертам лица. Внезапно его снова передёргивает, а волосы у корней встают дыбом. А за этим порывом ужаса - снова моя неприхотливая, умиротворяющая ласка.
- Ну же, ну, Рем, любимый, золото моё, Король мой, Брат мой близнец, солнце моё, я так люблю тебя, подними голову, - он покорно следует моим словам. - Не бойся, я же здесь и останусь с тобой.
