* * *
— Выдерживай линию, римский пес.
— За собой следи, варвар, — свой ответ Карпилион сопроводил самым оскорбительным из известных ему жестов — комбинацией из вытянутых в направлении ехавшего справа от него Барсиха указательного и малого пальцев левой руки. Тем не менее он послушно придержал лошадь до тех пор, пока полученный сигнал не дал ему понять, что он вновь оказался в одном ряду с остальными загонщиками.
С Барсихом, ровесником-гунном, за время длившейся несколько дней, а теперь подходившей к концу охоты Карпилион успел крепко сдружиться. По вечерам, в лагере, мальчики сидели у костра рядом со взрослыми охотниками, делясь друг с другом пищей, ломтями баранины, поджариваемой на прутьях над горячей золой, и обмениваясь выдуманными историями о юношеских подвигах. Днем, оставшись вне присмотра старших товарищей, демонстрировали друг другу умение искусно держаться в седле, пуская лошадей караколью или заставляя их танцевать у самого края крутого утеса.
Таким счастливым, как сейчас, Карпилион не чувствовал себя никогда. Его отец, Аэций, взял сына с собой в дипломатическую поездку на другой берег Данубия, где обитали давние друзья полководца, гунны. При мысли о том, что его равеннские товарищи корпят сейчас за партами, старательно копируя древние тексты на свои вощеные таблички и ежеминутно рискуя получить розгами от наставника, Карпилиона переполняло ликование. Даже этому маленькому, вечно хнычущему зверенышу Валентиниану вряд ли удалось избежать занятий! Над тем, что произошло с императором на птичьем дворе, смеялся весь город; слышал Карпилион и о том, что вместо литератора-грека у Валентиниана был теперь новый, гораздо более строгий учитель, приглашенный из Рима. Он же в это время, сменив строгий римский далматик на мешковатые брюки и свободную тунику, вовсю упивался свободой, сутки напролет катаясь на лошадях, плавая, стреляя и борясь со своими сверстниками. Особо же Карпилион был рад тому, что теперь он имел возможность объезжать прекрасного арабского скакуна, подаренного Аттилой, давним другом его отца и племянником Руа, вождя гуннов. Конь этот был не только не менее выносливым, чем крепкие, но непослушные лошади гуннов, но и отличался завидными характером и понятливостью — бесценные качества для животного, позволяющие ездоку установить с ним полное взаимопонимание.
Охота была кульминацией поездки. Пятью днями ранее гунны и их римские гости покинули лагерь, образовав огромное, растянувшееся на многие километры в лесистых предгорьях Сарматских гор, постепенно сужавшееся кольцо. В результате у попавших в эту западню животных практически не оставалось шансов уйти из нее живыми. Секрет удачной охоты заключался в обеспечении того, чтобы сдерживающий кордон постоянно сохранял свою цельность, не позволяя образовываться дырам, через которые могли бы прошмыгнуть загнанные животные. Карпилион не скрывал восхищения той сноровкой и дисциплиной, с которыми загонщикам — как убеленным сединами ветеранам, так и совсем молодым парням — удавалось держать линию в условиях труднопроходимой местности: в ущельях, у рек, в густых кустарниках и диких зарослях.
