Да и разве возможна иная для них судьба, если все, от чего сердце и душа радуются, в Цитадели находится под запретом? Что плохого будет, если на праздник Первого снега послушникам разрешат построить крепость и зашвырять друг дружку снежками? Чем осквернится их Дар, если девки станут носить косы или хотя бы изредка надевать расшитые рубахи? Разве правильно это — вместо того, чтобы сватов засылать — парню девку о тайном спрашивать? И почто тут порют так, что на всю жизнь спины в отметинах остаются?
И тут же подлая мыслишка червяком зашевелилась в голове: «Хвала всем богам, что на целителя выпало учиться, что не заставляют от рассвета да заката через бревна да камни скакать, прыгать, драться и мечом размахивать. Что не рассказывают изо дня в день про мертвяков да иных Ходящих!» Но едва эта мысль промелькнула в голове, как жгучий стыд затопил сознание — нашла, чему радоваться — тому, что друзьям гаже!
Но ведь не виновата она, что Дар у нее именно к целительству! Да еще теплится в душе надежда, что и у Тамира — такой же. Ведь по сей день не вручили ему цветной одежи, так и ходит как первогодок. Может сегодня крефф Донатос расщедрится и наконец скажет парню, какое у того назначение? Со многими так бывало. Первый год уроки у всех часто общие. Иной раз Майрико хвалит Тамира, когда он с первого раза запоминает наговоры или удачно варит мази. Хвалят и Лесану, да только редко. Ей целительство дается туго, едва не туже, чем Айлише уроки Донатоса, на которых она от жути обмирает, слушая про упырей или оборотней. А уж на уроках креффа Клесха и вовсе тяжко — Айлиша, хоть на ногу быстра и телом вынослива, — с палкой или мечом деревянным — чисто кобылища. То сама себе в лоб заедет, то оружие уронит.
За тревожными сумбурными мыслями девушка не заметила, как за окном начали сгущаться сумерки. В комнате заметно потемнело. Девушка зажгла лучину и села на лавку поджидать друзей. За окном повисло черное небо. Ночь… Лишь сейчас Айлиша попривыкла малость, что в Цитадели на ночь не обязательно закрывать ставни… Это тебе не в родной деревне, где и на дверях и на окнах засовы железные. Ночь страшна. Ночь разлучает. Ночь приносит отчаянье. Юная целительница закрыла глаза и тихо-тихо, словно боясь нарушить величественное молчание древней крепости, запела песню, которую часто пела с другими девушками, когда садились чесать кудель или прясть:
Лес шумит вековой за околицей села.
Ой, прядись моя нить поровней, поровней.
