Но главное потрясение настигло будущих учеников Цитадели тогда, когда стали рассаживаться по седлам. Крефф Айлиши, оказалась одетой… в штаны. Обычные кожаные мужские штаны! Тамир густо покраснел, поскольку отчетливо увидел то место, где сходились ноги волшебницы. Впрочем та, словно не заметила смущения юных спутников, спокойно разобрала поводья и тронула свою кобылицу пятками, направляя прочь из деревни.
Лесана с ужасом смотрела женщине в спину, сама-то она, как полагается, была одета в рубаху, широкую юбку за запахом и вязаные чулки. И в голову бы ей отродясь не пришло напялить мужские портки и в этакой срамоте явиться на люди. Однако целительница спокойно покидала деревню, словно не замечая, как провожающие их бабы и мужики, стыдливо отводят взгляды.
Маги ехали впереди, а за ними тянулись будущие ученики.
Жеребец Тамира шел стремя в стремя с Айлишиным, и юноша уже о чем-то негромко беседовал со спутницей. Лесана почувствовала себя брошенной. Нет, не потому, что уже забыла Мируту, просто… ей стало одиноко оттого, что она была словно лишней рядом с этими двумя. Но Айлиша, почувствовав уныние будущей однокашницы, придержала лошадь и поравнялась с кобылкой новой знакомой. Робкая девушка еще накануне заметила, что у Лесаны на щеках темнеют следы застарелых кровоподтеков.
— Хочешь, полечу? — предложила, краснея от собственной смелости.
— А ты можешь? — удивилась спутница.
Она-то сама ничего этакого не умела, да и не думала никогда, будто спит в ней какой-то особенный дар.
— Чуть-чуть, — призналась собеседница, краснея еще гуще, — но синяки уберу.
— А больно будет? — с детской робостью уточнила Лесана.
— Нет, — замахала маленькими ладошками девушка. — Дай руку, не бойся.
Дочка бортника протянула ей ладонь, и от пальцев до скулы словно пробежали по крови пузырьки воздуха. Щекотно!
Но вот она прикоснулась к щеке.
— Не болит! — восхитилась исцеленная. — Совсем!
— Я знаю, — потупилась Айлиша, — я так скотину лечила…
И тут поняв, что сказала глупость, закраснелась пуще прежнего, а Тамир отчего-то посмотрел на Лесану с такой гордостью, словно сам избавил ее от синяков.
Оставшиеся дни пути прошли незаметно и однообразно. С той лишь разницей, что теперь место ночлега заговаривал Донатос, и Лесане больше не приходилось пить кровь Клесха и засыпать с измаранными в ней же щеками. Колдун читал какое-то заклинание, очерчивал место привала ножом и путники спокойно ложились.
А дочка бортника с удивлением ловила себя на том, что впитанный с молоком матери страх — очутиться ночью за пределами дома, как-то притупился. Да и глупо было бы, имея в спутниках троих магов, бояться Ходящих В Ночи. И вообще, за день она уставала так, что засыпала без всяких сновидений, и если даже кто-то и подходил к месту их привала под покровом тьмы, измученные путники этого не слышали.
