— Продолжай, — тихо сказал фэйри.
— Мир, в котором мы живем, давно не ваш, господин. Увы, боюсь, что теперь он даже не наш. К огню и железу в руках людей прибавились слова. Чуждые слова, которые произносят служители Чуждых Богов. Ты поймешь меня, потому что я знаю — было время, когда твой народ правил всей этой землей.
— Продолжай, — повторил фэйри.
Хаги глубоко вдохнул, набираясь сил:
— Мы становимся чужими на нашей земле. Наши дети так же, как и их деды, выставляют по вечерам за порог плошки с молоком для Малого Народца, но это — лишь ритуал. Ритуал без души превращается в обязанность. Обязанность — в привычку. Привычка — в обыденность. Скажи, господин, что будет, когда исчезнет обыденность?
Фэйри не ответил.
— Я слышал, что Арфа… Если на ней заиграет человек с чистой душой и благими помыслами… она может многое изменить.
— Даже мир?
Голос фэйри был странно глух.
— Я живу на этой земле очень долго, Хаги. Ты упоминал о том времени, когда мы правили миром, и о том, что случилось потом. Потом, когда пришел человек и была сделана Арфа… Но я не стану тебя отговаривать, правнук Тиарна, носитель королевской крови. Ты пришел просить у меня Арфу — вот она.
Человек с трепетом принял из рук фэйри простой, ничем не украшенный инструмент. Рука его несмело потянулась к струнам, но тут же отдернулась.
— Ты позволишь, господин?
— Я слышал, тебе нет равных среди людских музыкантов. Играй, Хаги-Арфист. Если сумеешь…
— Но почему? Почему?!
Рука бессильно опустилась. Арфа легла на мох. Арфа, не издавшая ни звука.
— Я знаю, о чем ты сейчас хочешь спросить. Нет, Эвальд… наш лес, здесь ни при чем. Ни здесь, ни где во всем мире Арфа не сможет спеть ту песню, которой ты от нее ждешь.
— Но это значит… Значит уже поздно? Ничего не изменить?
— Кто знает, Хаги, кто знает… И вновь ты можешь не спрашивать. Предсказанное Тиарну сбудется…
* * *
Алые скрипки, белые кони — легче воды затерялась погоня
В вересковых холмах.
Странные, легкие, светлые тени кружатся в танце чужих сновидений
В вересковых холмах.
Белое платье, глаза синей неба — в чаще танцует одна королева
Вересковых холмов, вересковых холмов…
С деревьев, кружась, падали листья, устилая землю драгоценным янтарно-рубиновым покрывалом. Накрапывал мелкий и надоедливый, как комар, дождь. Ветер, проносясь между стволов, тянул тоскливую песню. Неожиданно к голосу ветра прибавился еще один — чуть выше, чуть громче.
Прямо на земле, прислонившись спиной к дубу-патриарху, сидел темноволосый юноша. Пальцы его задумчиво перебирали струны старенькой арфы.
