Впрочем, с «Сеньора Мигеля» меня скоро сняли — как мне объяснил сеньор Сорро, этот балет мне не подходил. Здесь нужны страсть, темперамент, а я, по его мнению, должна была танцевать лирические партии. Вместо этого мне дали номер в «Гарсиаде». Я старалась изо всех сил, и к концу сезона вполне прилично знала все свои роли. Однако ни на что другое времени и сил уже не хватало.
Но вот наконец работа подошла к концу, и я с облегчением распрощалась с театром до следующей осени. Первые две недели я наслаждалась ничем не замутнённым отдыхом. Спала, сколько хотелось, гуляла, читала, ходила в театры и на концерты, правда, на дешёвые места, поскольку отложенных на лето денег было не так уж и много. А потом мне стало скучно. Чего-то не хватало, может, новых впечатлений, а может и работы, с которой я успела так сродниться, что её отсутствие создало ощущение ничем не заполнимой пустоты. А ещё я вдруг поняла, что осталась совсем одна. Как-то я попробовала зайти к Бьянке, как обычно делала раньше, мы немного поболтали, но я с удивлением обнаружила, что прежней лёгкости и открытости наших отношений пришёл конец. Она не сказала мне ничего серьёзного, и у меня самой язык не повернулся затронуть какую-нибудь важную и интересную тему. Легче всего это было бы сделать, спросив о событиях её собственной жизни или заговорив об общих знакомых, но я вдруг обнаружила, что не знаю ничего из того, что происходило с ней за последний месяц. От кордебалета я почти оторвалась ещё год назад, а в последнее время, целиком занятая работой, не находила свободной минутки и для лучшей подруги. Потом её позвали куда-то другие девушки, даже не поздоровавшиеся со мной, она извинилась и ушла с ними. На другой день я пришла снова, в надежде всё-таки преодолеть возникшую отчуждённость, но у Бьянки опять была компания, и я окончательно почувствовала себя лишней. Я ушла, понимая, что подруга для меня потеряна, причём исключительно по моей собственной вине.
Никого, к кому бы мне хотелось пойти, больше не нашлось, и никто не искал моего общества. Энрике уехал, как и собирался, и неизвестно, будет ли он нуждаться в моей дружбе и впредь, занятый молодой женой. Андресу я сама дала от ворот поворот, и даже Голос теперь не баловал меня своим вниманием. Я теряла друзей и знакомых одного за другим, никого не приобретая взамен. И винить в этом, опять-таки, было некого.
В общем, это было очень тоскливое лето. Вот теперь я пожалела, что отказалась от предложения сеньора Арканжо; будь я занята делом, у меня не было бы времени на скуку, самокопание и самобичевание. Вскоре я начала считать недели и дни до начала репетиций перед открытием сезона. Похожее состояние у меня уже было в позапрошлом году, когда я танцевала «у воды», не видя впереди никакого просвета. Тогда мне удалось его в конце концов преодолеть, поставив перед собой цель и начав её добиваться. А сейчас цели у меня не было. Достигнутая вершина вдруг показалась совершенно ненужной, и открывавшиеся перспективы тоже не радовали. Какой смысл становиться даже прима-балериной, если при этом оказываешься в полной изоляции? Дело должно приносить радость, иначе зачем оно вообще нужно? Чтобы просто жить, хватало жалования танцовщицы кордебалета… Тут мои мысли слегка запнулись, при воспоминании прежнем о пансионе и сеньоре Софиантини. Нет, все же иметь чуть побольше денег совсем не мешает. А друзья… Или хотя бы знакомые… Их можно найти, было бы желание. Так что хватит стенать и жалеть себя, несчастную. Как и прежде, всё в моих собственных руках.
