Вставив в отверстие запальную трубку, подержал на ладони и сунул в широкий боковой карман френча. На улице было мало народу. Всех разогнал ветер. Спросив у кого-то куда идти, Василий свернул в переулок, перешел бульвар, и уже издали метнулся ему в глаза ресторан ярким, мертвецки зеленым сиянием ртутных ламп над вывеской: «Grill-Room».
Поднялся на крыльцо, прошел вестибюль и остановился на пороге зала, ослепленный светом, мельканием людей, оглушенный яростным взвизгиванием скрипок, игравших нахальный плясовой мотив.
Медленно прошел между столиками, ища свободного места и нерешительно оглядываясь, когда от стены услышал хрипловатый голос:
— Поручик!.. Поручик!..
Оглянулся и увидел полковника из оперода, махавшего рукой.
— Поручик!.. Оглохли вы?.. Идите к нам!
Василий подошел к столику.
— Знакомьтесь! Поручик Волынский! Капитан Одоевцев! Поручик Рыбкин! Прапорщик Селянинов!
Василий перездоровался с офицерами и сел на предложенный стул, оглядывая ресторан настороженными глазами.
— Выбирайте, поручик!.. Чего хотите? Какое вино пьете? Сегодня мы угощаем пр-редставителя доблестной братской Добровольческой армии.
Василий взял карточку вин. Редко приходилось ему заказывать вина в ресторане. Пробежал глазами, и понравилось почему-то круглое название «Го-Сотерн».
— Вот! Это!
— Эге! Поручик у нас барышня!.. Дамское винцо пьет! Нет, голубчик, это не идет. Тогда я сам хозяйничаю. Начнем по русскому обычаю с беленькой, потом винца, потом коньячишку; и опять беленькой, и опять сначала.
Поручик Рыбкин, длинный и унылый человек, с перекашивающим лицо большим шрамом, начал расспрашивать Василия о восточном фронте.
И снова Василий пошел заливать, как утром полковнику, гладко и хорошо.
В промежутках разговора выпивал напиваемую полковником водку и с аппетитом ел вкусное что-то, залитое желтоватым острым соусом.
Визжала музыка, на эстраде жонглировал тарелками эксцентрик с красным носиком и в маленьком, набекрень надетом цилиндре.
— Слушайте, Рыбкин!.. Бросьте из гостя кишки выматывать. Ему с утра очертело. Веселиться надо! Дело — не волк! Смотрите на эстраду, поручик! Сейчас бабочка вылезет — загляденье!
Опять взвыли скрипки, и на эстраду легко выпорхнула из-за кулис пышная, розовая, почти совершенно обнаженная женщина в легком голубом газе, залитом сверкающими блестками:
— Смотрите!.. Смотрите!.. Бюст!.. А ножки? — шептал в ухо Василию разнежившийся полковник. — Не баба — пирожное! И скажу вам — не дорога. Пятьсот целковых берет. И здоровый бабец — жеребца замучает. Хотите — познакомлю?
